20 сентября Корбэн в очередной телеграмме премьеру Да- ладье обращает внимание на то место ноты, где говорится, что Советский Союз будет следовать политике нейтралитета72.
На следующий день, 21 сентября французский посол в Москве Пайар посетил Потемкина и после беседы с ним сообщил в Париж: "Советы мало интересуются тем, чтобы уменьшить тот ров, который последними событиями был вырыт между Советами и нами". Пайар пишет также, что пока события развиваются весьма благоприятно для Советского Союза. "Сомнительно, чтобы СССР хотел бы разрыва с западными державами, но реально также и то, что СССР не будет ничего делать, чтобы рискнуть и вернуться снова к солидарности с большими обещаниями73.
Французский посол в Стокгольме писал в Париж, что, по некоторым сведениям, высшие руководители Рейха испытывают беспокойство столь большими успехами, одержанными русскими в Польше74. В другой его телеграмме говорится: в шведских политических кругах опасаются, что движение в Польшу может быть лишь прелюдией к восстановлению старых имперских границ, а также об угрозе "большевизации" Европы75.
В обширной записке на имя Даладье французский посол в Лондоне излагает общее настроение британских политических кругов. По его мнению, после подписания советско-германского пакта для многих было очевидным существование секретных статей о разделе Польши. Сейчас главная задача британских кругов состоит в том, чтобы не способствовать "цементированию германо-русских отношений". Поэтому в Лондоне полагают, что в совместных заявлениях следует избегать "обвинений" в адрес Советского Союза76. По заявлению посла, «если в первые дни после советского вторжения в Польшу тон был резко осуждающим, то сейчас произошла определенная эволюция и многие уже пишут о том, что "с возвращением России на европейскую сцену следует ждать увеличения трудностей для Рейха»77.
Схожую оценку событий можно видеть и в сообщениях советских дипломатов. Еще 20 сентября И. Майский писал из Лондона, что "нет оснований ожидать со стороны британского правительства какой-либо резкой реакции на занятие Красной Армией Западной Украины и Западной Белоруссии". Это окончательно выяснилось на заседании Парламента, на котором премьер Чемберлен, констатировав "советское нашествие на Польшу", заявил, что "пока рано выносить суждение о его мотивах и последствиях". По мнению Майского, из частных разговоров с депутатами Парламента он вынес впечатление, что в Лондоне довольны [?] выходом советских войск на польско-румынскую границу, усматривая в этом стремление СССР поставить преграду движению Германии в Румынию и к Черному морю78.
На следующий день Майский пишет Молотову: у Англии нет иного выхода, как продолжать войну до победного конца. Новый Мюнхен невозможен, так как Англия потеряла бы последний престиж среди своих друзей и нейтралов. В этой обстановке политика СССР приобретает решающее значение. Самый острый вопрос состоит в том, будет ли Советский Союз снабжать Германию сырьем, продовольствием и т.п. Существует боязнь во всех слоях общества излишне раздражать Советы и тем самым "бросать СССР в объятия Германии"79.
Пока шли эти депеши, в Лондоне и Париже велись активные переговоры по поводу возможного совместного коммюнике о действиях советских войск в Польше. Уже 18 сентября состоялось срочное заседание британского военного кабинета, который осудил "советскую агрессию" и обсуждал линию поведения. Любопытно, что сразу же государственный секретарь по иностранным делам подтвердил, что статьи англо-польского соглашения не предполагают военных операций в "случае агрессии советского правительства против Польши". Он уточнил, что эти меры намечены лишь в случае нападения на Польшу со стороны Германии. Далее слово взял премьер-министр, который выразил осуждение в связи с действиями Советского Союза. Британское правительство отвергло также утверждение в советской ноте, что Польское государство перестало существовать.
Госсекретарь информировал кабинет, что он получил послание польского посла, в котором правительство Польши просит Англию направить протест Советскому Союзу по поводу его действий в Польше. Однако общее настроение военного кабинета не соответствовало такой позиции, и было решено, что заявление премьер-министра может рассматриваться как осуждение действий советского правительства80. По сообщению госсекретаря, французское правительство озабочено тем, чтобы был послан формальный протест Москве от имени обоих правительств.