Сигнал, поданный Германии еще в марте 1939 г., совпал с новыми веяниями и в Берлине. На приеме в немецкой столице в январе Гитлер публично и демонстративно беседовал с советским послом, в контакты с которым он до этого не вступал[28].
Для советского руководства эти пока еще не очень видимые перемены имели свое основание. Главная идея Москвы, состоявшая в желании избежать вовлечения в международный конфликт и ставившая центральной задачей использование «межимпериалистических» противоречий, была сильно поколеблена в результате Мюнхенского соглашения в сентябре 1938 г. Советские лидеры увидели возможность соглашения Англии и Франции с Гитлером без Москвы и, может быть, за счет СССР. У Сталина эти действия лишь усилили его общее недоверие к английской политике, являвшейся мотором Мюнхена.
В течение многих лет Советский Союз проводил активную антифашистскую линию, больше других осуждая немецкий аншлюс Австрии и действия Германии в Чехословакии; он помогал испанским республиканцам, осознавая, что Гитлер оказывает помощь испанским антиреспубликанским силам. Подобная линия легко вписывалась и в идеологические советские приоритеты. Пропагандистская машина максимально раскручивала антифашистскую борьбу, внедряя в сознание людей опасность идеологии и практики немецкого фашизма.
Но для сталинизма был характерен прикладной и весьма прагматический подход к идеологическим представлениям. Как показывают многочисленные примеры, Сталин легко менял идеологические приоритеты, если они не соответствовали его общим и часто весьма практическим планам и устремлениям.
Анализ донесений советских послов из европейских стран и инструкций, получаемых ими из Центра в конце 1938 — начале 1939 г., показывает то серьезное беспокойство, которое испытывали в Москве в связи с возможностью соглашений англо-французских лидеров с Германией. В аналитических записках, подготавливаемых в советском МИД и в идеологических отделах Центрального Комитета партии, подчеркивалась опасность и «глубокая непоследовательность» британской политической элиты и французских политиков типа Даладье.
Мы не располагаем данными об обсуждении в Москве в высшем руководстве принципиальных внешнеполитических проблем в конце 1938 — начале 1939 г. Но общее и возрастающее беспокойство в Кремле прослеживается довольно четко. И как следствие этого в Москве, видимо, решили видоизменить ту конфигурацию, которая превалировала в середине 30-х годов.
По нашему мнению, это еще нельзя было назвать поворотом и пересмотром внешнеполитических приоритетов и ориентации. Очевидно, пока речь шла лишь о модификации общего курса в сторону большей сбалансированности, характерной для кремлевских руководителей еще с 20-х годов.
Начиная с Рапалло, Германия занимала в планах Москвы первостепенное место. Собственно германофильские настроения в России имели многолетнюю традицию. В большой мере это было связано с географическими и геополитическими факторами. И хотя Первая мировая война столкнула обе державы, это не изменило общих представлений в Москве. Советские руководители в течение весны и лета 1939 г. постепенно стали налаживать контакты с германскими властями, особенно в торгово-экономической области. Но одновременно, как известно, продолжались переговоры между представителями Советского Союза, Англии и Франции. Вначале речь шла о политических переговорах, а затем в них приняли участие и военные миссии. Ознакомление с подробными протоколами этих переговоров убедительно показывает, что обе стороны прилагали мало усилий для их успешного окончания[29]. Англо-французские представители невысокого ранга с неполными полномочиями не демонстрировали готовность к компромиссу с советской военной делегацией. И советское правительство не проявляло большого интереса к успешному завершению переговоров.
Однако они имели весьма интересную особенность. Одним из камней преткновения на них был вопрос о пропуске советских войск через Польшу и Румынию в случае начала объединенных военных действий против Германии. И формально переговоры в Москве зашли в тупик именно вследствие нежелания Польши дать согласие на пропуск советских войск. И хотя в последний момент Франция осуществила нажим на Польшу и буквально вырвала у нее такое согласие, было уже поздно, и переговоры закончились неудачей.
28
Документы внешней политики. T. XXII: 1939 год: В 2 кн. М., 1992. Кн. 1. Док. № 445 (Далее: ДВП). См.: также: