Разъясняя ситуацию, Молотов через несколько часов уточнил, что он неоднократно разговаривал со Сталиным по вопросу о границе и что советское правительство не может согласиться с линией, проходящей по городам Премышль — Турка — Изотк — Пасс. Упоминание о ней, видимо, было неслучайно, так как, по данным материалов немецкого посольства в Москве, в телефонном разговоре между Риббентропом и Кёстингом 20 сентября предлагалось, чтобы именно эта демаркационная линия, включающая Премышль и Турку, а также железную дорогу и автостраду, входила в сферу германских интересов[93]. В Москве, очевидно, знали об этом, и Молотов сообщил немецкому послу, что на части территорий, отходящих к Германии, проживает много украинцев и поэтому советское правительство не может согласиться на такое разграничение. В обмен на получение территории у р. Сан советское правительство было готово передать немцам г. Сувалки и железную дорогу, за исключением г. Огустоу[94].
В заключение беседы Молотов предложил принять совместное коммюнике, устанавливающее демаркационную линию между войсками Германии и СССР вдоль рек Тисса, Нарев, Висла и Сан. Молотов признал, что линия имеет прежде всего политический характер, и поэтому должна быть принята, ее необходимо определить, а в дальнейшем путем переговоров могут последовать уточнения. Однако в любом случае она должна проходить по верховьям р. Сан[95].
В итоге всех этих переговоров и чрезвычайного упорства Москвы германское правительство пошло навстречу советским пожеланиям и согласилось с предлагаемой демаркационной линией. Соглашение между двумя странами было подписано 22 сентября. Оно устанавливало демаркационную линию по р. Тисса до ее впадения в р. Нарев, далее по р. Нарев до ее впадения в Буг и по Бугу до его впадения в р. Вислу, затем по р. Висла до впадения в нее р. Сан и по р. Сан до ее истоков[96]. В результате Москва добилась включения в советскую сферу также городов Львов и Огустоу.
Настойчивость Советского Союза и вмешательство в это дело лично Сталина показывали неординарный характер, казалось бы, рутинного вопроса о демаркации границы. Речь шла о том, что новая демаркационная линия между СССР и Германией почти полностью соответствовала известной «линии Керзона», предлагаемой британским правительством еще в 1920 г. как возможная граница между Россией и Польшей. Тогда, после поражения Советской России, часть территории по «линии Керзона» отошла от России к Польше. Возвращение к этой «естественной» границе облегчало советскому правительству объяснение своих действий в глазах мирового общественного мнения, что входило в общую стратегию Москвы в сентябре 1939 г.
Таким образом, в течение короткого времени советское правительство уже пожинало первые плоды договоренностей с Германией. Фактически без единого выстрела были возвращены исконные русские земли.
Что касается Польши, то ее судьба, конечно, была трагична. В течение длительного времени польское правительство следовало линии «на равное удаление» и от Германии и от Советского Союза. И эта политика, по мнению известного польского историка Е. Дурачинского, потерпела неудачу. Заслон в виде договоров Варшавы с Парижем и Лондоном также не сдержал агрессию, хотя обе западные державы и объявили 3 сентября войну Третьему рейху[97]. Однако, как считает Дурачинский, Польша стала первым европейским государством, которое осуществило вооруженный отпор войскам Рейха, что «расстраивало гитлеровские планы установления гегемонии в Европе, а может быть, и в мире». Конечно, автор несколько преувеличивает непосредственные последствия польского сопротивления, но оно, безусловно сыграло определенную роль в создании прецедента противодействия действиям нацистской Германии.
Принятое удовлетворяющее Москву соглашение как будто подтверждало, что она может добиваться от германского союзника того, к чему стремилась. Это усиливало в Кремле настроения эйфории и самоуспокоенности. Но оставался весьма важный и существенный вопрос о мировой реакции на события в Польше и на включение в состав Советского Союза части польских территорий.
Вступление советских войск в Польшу 17 сентября 1939 г. вызвало бурные отклики во всех странах Европы и США. Последовали статьи в газетах и журналах Англии, Франции, США, Италии, Бельгии, Швейцарии, Финляндии, Швеции и других стран. События в Польше обсуждались в парламентах, на заседаниях правительств, в дипломатических ведомствах.