В просторном кабинете директора комбината надолго воцарилась гнетущая тишина. Джезгазганцы молчали не потому, что не знали, как ответить Канышу Имантаевичу, а потому, что, сказав сегодня «сделаем, поможем», нужно было потом держать данное слово. Все знали, что президент умел спрашивать и никогда не забывал ни своих, ни чужих обещаний. Каныш Имантаевич снова посмотрел в сторону молодых инженеров. И они наконец, не выдержав его взгляда, несмело поднялись.
— Мы понимаем, Каныш Имантаевич, что виноваты перед вами, — начал начальник 44-й шахты.
— Не передо мной, а перед Уахитом Шариповичем.
— Короче говоря, мы не возражаем против того, чтобы провести испытания нового агрегата на нашей шахте. Будем работать сообща, — сказал Ешпанов.
— Это уже другой разговор, — быстро согласился президент, — желаю вам удачи!
Забегая вперед, скажем, что спустя пятнадцать лет (правда, к этому времени уже не было в живых ни Сатпаева, ни Шарипова) почти все участники этого узкого совещания во главе с директором и главным инженером комбината — всего семь человек — стали лауреатами Государственной премии за разработку и внедрение новой технологии добычи руд. И в Джезказгане нынче успешно работают шахты-гиганты, где, как и в открытых разрезах, слаженно трудятся самоходные буровые каретки, шагающие экскаваторы и мощные самосвалы. И каждая из них ежемесячно выдает столько руды, сколько десятки прежних шахт вместе за год.
IV
Доброта, доступность Каныша Имантаевича были широко известны. К нему подчас приходили совершенно незнакомые люди, обращались с неожиданными просьбами. Антонина Сидоровна Додонова, много лет проработавшая у него секретарем, вспоминает о некоторых курьезных случаях, в которых проявились черты характера президента:
«Приходит старик и сразу с порога спрашивает: «Где Каныш?» Отвечаю: «Занят он». Он спокойно усаживается. «Для чего вам Каныш Имантаевич?» — «Не могу достать билеты на поезд». — «Ну, дорогой аксакал, здесь же не железнодорожная касса». — «Знаю, но Каныш мне не откажет. Ему же сразу дадут». — «А деньги на билеты есть?» — «Есть, доченька, как же без денег». Ухожу за помощником, чтобы он помог старику приобрести эти злополучные билеты. Приходим с Бопежаном Байбалановичем Аяпбергеновым, а его уже след простыл. Через некоторое время вызывает меня Каныш Имантаевич. Вхожу в кабинет и вижу того старика. Уселся в кресло как дома, спокойно беседует с президентом. Каныш Имантаевич вручает мне записку в бухгалтерию академии; на листке просьба выдать некоторую сумму денег в счет зарплаты президента. Что делать? Виновата. Корю себя за оплошность. Когда возвращаюсь в кабинет, Каныш Имантаевич отдает деньги старику, наказывая купить билет на дорогу и еще подарки детям, и добавляет: «Заходите еще раз, когда будете в Алма-Ате». В приемной звоню в хозотдел академии, чтобы помогли старику скоро уехать. А он, виновато смущаясь, говорит мне: «Доченька, ты не ругай меня. Я не могу уехать, не повидав дорогого Каныша. Не деньги, а доброе слово его нужно мне...»
Обычно так настойчиво добивались приема у академика земляки-баянаульцы, зачастую приходили джезказганцы, в основном старые шахтеры и буровики. А бывало и так: входит человек с тяжелым мешком на спине. Без пояснений видно, что издалека. Антонина Сидоровна пропускала таких без промедления. Знала, что в мешке камни. Человек нашел их где-то в степи и привез, зная, что славный геолог Сатпаев по ним сможет определить, есть ли в той местности подземные сокровища. В глубине души он уверен в этом, иначе не стал бы тащить тяжкую ношу за тридевять земель. Случалось, что зря самодельный рудознатец потрудился — камни окажутся пустой породой или не стоящим внимания минералом. Но Каныш Имантаевич и для таких ходоков находил слова благодарности, чтобы человек уехал довольный собой. И обязательно с каким-нибудь подарком для семьи. А бывало, по следам таких находок выезжали поисковые отряды...
В личном архиве президента и фондах Института геологических наук хранится множество писем и заявок, свидетельствующих о рудных проявлениях, обнаруженных такими добровольными помощниками геологов. Многие до сих пор по-детски верят, что только академик Сатпаев смог бы оценить богатство найденной ими жилы. Но они не смогли своевременно дойти до Каныша, о чем жалеют всю жизнь. Автору этих строк однажды пришлось в Баянаульском районе слушать пожилого, солидного отца семейства, который с болью говорил о том, что не сумел вовремя показать рудные камни, найденные в одном месте, Сатпаеву. «Покажите другим геологам», — успокаивал я его. «Показывал. Разве они язык камня понимают, как Канеке, не разобрались, бросили. А Канеке обязательно нашел бы что-нибудь стоящее», — сокрушался аксакал...
Как-то само собой выходило, что люди со многими своими просьбами, даже бедами обращались лично к нему. Приходили на прием, писали письма как депутату, ученому и как президенту.
В архиве академика несколько тысяч подобных писем, рядом копии его ответов. Приведем два из них, отобранные нами, потому что судьбу их удалось проследить до конца. Они выразительно показывают, какими хлопотами иногда приходилось заниматься крупному ученому, президенту Академии наук республики.
«Многоуважаемый М.М... У нас на Рудном Алтае давно работают научными сотрудниками геологи — супруги И. ...много сделавшие по изучению минеральных ресурсов этого края. В семье у них большое горе: старший сын Валерий после болезни гриппом получил осложнение и стал тугоухим. За 6 лет лечения и учебы с логопедом у ребенка улучшился слух, и он сейчас читает в объеме 1-го класса. В этом году Валерику исполнится 8 лет, и он должен пойти учиться в школу. Однако по состоянию слуха ребенок не может учиться в нормальной школе... Прошу вас оказать возможную помощь Павлу Викторовичу в устройстве его сына в московский интернат для тугоухих детей».
Разумеется, больной мальчик был устроен в специальную школу.
В архиве хранится переписка академика о деле карсакпайского кузнеца Баймеиа Алтыаякова. Первое из писем датировано 28 июня 1944 года — Каныш Имантаевич выражает свою признательность и благодарность старому кузнецу за ценный подарок музею — изготовление нескольких образцов вооружения воинов Амангельды Иманова, предводителя повстанцев Тургайской области, боровшихся против имперской администрации; кузнец сам принимал непосредственное участие в восстании. Подарок мастера приравнен Канышем Имантаевичем к исторической реликвии. А в письме, датированном 25 марта 1950 года, он просит министра социального обеспечения республики об увеличении размера пенсии кузнецу Б.Алтыаякову как заслуженному ветерану труда.
Среди писем попадаются и курьезные по содержанию. Есть прошения, изложенные в стихах по старой восточной традиции. Уже известный читателю Сарымолла Болманов, рабочий из Джезказгана, также прислал Канышу Имантаевичу длинное послание в стихах, которое он завершил такими шутливо-загадочными строками: «Живу я в достатке, доволен всем, что мне дано, но вот беда — верблюд мой не дает сна...» Не жалоба и не просьба, но обиняками высказанная надежда на содействие всегда отзывчивого друга. Так и случилось. Каныш Имантаевич прислал открытку в Джезказганскую геологоразведочную экспедицию: «Не следовало бы обижать старого рабочего, пенсионера, пусть он спит без забот, а для этого отправьте ему воз сена с хоздвора экспедиции...»