— У нашего Лёшки тоже, — сказал белобрысый. — Напьётся и начнёт… Я бы таких отцов знаешь… Он ударит, а я бы ответил. Честное слово. Ой!
Я даже закричать не успел. Мы налетели на какой-то камень, свалились, и я ободрал коленку.
— Восьмёрки нет, — сказал белобрысый про велосипед.
Я сидел на земле и лизал колено. Оно было такое шершавое от пыли и царапин, что я поцарапал язык.
— Ездок! — сказал я. — Лучше б я тебя вёз. Не умеешь — не берись. — Я опять лизнул колено. — Надо мне было пешком пойти.
— Можешь идти, ещё не поздно! — сказал белобрысый.
— Ну и пожалуйста, — сказал я. — Гуд бай.
Белобрысый сел и уехал. Я даже не знал, как его зовут. А всё-таки не думал, что уедет. Какой обидчивый! Что я такого сказал? Вот с кем дружить, наверно, плохо. Чуть что… Такой и в беде может бросить.
Идти пешком не хотелось, но машины шли редко, и ни одна не остановилась, когда я поднимал руку. Наверно, потому, что здесь автобус ходит. Но в автобус я садиться не стал.
Ох как скучно было идти! Даже думать ни о чём не мог. Вот если б карманный приёмник! Повесил бы на шею — красота! Включил на полную мощность — не то что дома: чуть громче, уже сосед в стенку стучит…
Я, наверно, устал и хотел есть, но главное — мне было скучно. Я пробовал петь, скакать на одной ноге, читать стихи, идти задом — всё было неинтересно.
Потом я придумал: пройти четыре шага и повернуться. И опять четыре шага. Раз, два, три, четыре. Кругом… Раз, два, три, четыре. Кругом… Раз, два…
— Смотрите, ребята, псих идёт! — услышал я.
Я остановился. Голова немного кружилась, поэтому я не сразу увидел, кто назвал меня психом. Их было человек шесть на поляне. Они сидели около костра, а над костром… А над костром висел котелок, и когда я перепрыгнул через кювет, то увидал, как в котелке что-то булькает. Я не хотел к ним подходить, но само получилось. Про «психа» я вспоминать не стал, а только сказал:
— Тут разве костёр разрешают?
— «Разрешают — не разрешают»! — сказала девчонка. — Если об этом думать, со скуки умрёшь.
Рядом с костром лежали мешки, палки. А вон палатка. Туристы, значит.
— У нас двухдневный поход, — сказал мальчишка. — По нашему району. Мы из Покровского.
— Сейчас малый привал, — сказал другой. — А большой через два часа.
— Я тоже километров двадцать прошёл, — сказал я.
— Откуда?
Я назвал.
— Ну, это и девяти не будет, — сказала вторая девчонка. — У тебя тоже поход?
— Нет, — сказал я. — Важней. Я к матери иду. Ушёл от отца. Он меня бьёт…
И вдруг мне стало так скучно врать про злого отца, а другого ничего придумать не мог, и вообще очень хотелось есть. Котелок булькал всё сильней.
— Суп? — спросил я.
— Каша, — сказала первая девчонка. — Где твоя мать живёт? Не с отцом?
— В городе, — сказал я. — А какая каша?
— Значит, две квартиры. Здо́рово! — сказал кто-то.
— Чего «здо́рово»? — сказала девчонка. — Тебя бы лупили, узнал бы, где раки зимуют.
— А знаешь, где они зимуют?
Это он меня, что ли, спрашивает? Раков тоже едят. Ещё как! Мама покупала. Красные такие.
— Они себе норы роют и там спят.
«Кто спит? — подумал я. — Чего он мелет? Лучше бы в костре помешал. Вдруг палка обгорит и каша бух в огонь?»
Мальчишка, который сидел ближе всех, засмеялся.
— Колька и Стёпка знаешь что придумали? На спине друг друга нести. По очереди. Так, говорят, меньше устанешь. Хо, меньше! Через полкилометра выдохлись. — Он опять засмеялся.
— Митька-то!.. На ежа сел, — сказала девчонка.
— Ничего не сел! Я рукой об землю опёрся.
«Чего они смеются? — подумал я. — Ну, сел и сел. Что такого?».
Я подошёл к кусту, сорвал ягоду и сунул в рот. Хоть что-нибудь пожевать.
— Выплюнь! Ты что?! — закричал Митька. — Это волчья! От двух умрёшь!
— Я одну взял, — сказал я, после того как выплюнул.
Девчонки вынули из мешка хлеб и стали его разламывать.
— Интересно, — сказала одна из них, — кто изобрёл мороженое?
— Александр Македонский, — сказал я.
— Ври, — сказал мальчишка.
Но на этот раз я не врал. Я читал где-то, что после самых жарких боёв он любил смешивать снег с мёдом и с фруктами.
— Ребята, — сказал я, — есть очень хочется.
— Чего ж молчал? — сказал Петька. — Давай бери… Тонька, кинь ему ложку.
Ух, и наелся! Я бы с ними и в поход пошёл — они меня звали, — если у меня хотя бы одеяло или мешок был. А так что же — только им помешаю. Уж лучше домой пойду.