И далее Алехин дал чрезвычайно тонкое объяснение регресса стиля Капабланки: "С того момента партии, когда точное знание уступает место чистому искусству, ярче всего выявляются те свойства Капабланки, которые создали его полулегендарную славу: прежде всего — исключительная быстрота схватывания позиции, затем — почти безошибочное интуитивное понимание положения. Однако именно эти два качества, которые при правильном применении должны были бы вознести их обладателя как художника, быть может, на недосягаемую высоту, удивительным образом привели Капабланку к совершенно противоположным результатам, к мертвому пункту, к убеждению, что шахматное искусство очень близко к своему концу, что оно почти исчерпано. Как это могло случиться? Для правильного ответа надо остановиться на психологических опасностях, которые таит в себе первое из указанных свойств Капабланки. С очевидными преимуществами, которые дает быстрота схватывания — способность почти одновременно видеть целый ряд тактических моментов, имеющихся в каждом сложном положении (экономичность мышления и вследствие этого — вера в себя), связано и некоторое искушение: шахматист может легко прийти к ошибочному выводу, что те хорошие ходы, которые он видит сразу, обязательно наилучшие, вследствие чего его творчество столько же теряет в глубине, сколько выигрывает в легкости. Этот постепенный отказ от искания действительно лучшего хода, удовлетворенность только хорошими ходами, к сожалению (для шахматного искусства), характерны для творчества Капабланки периода 1922–1927 гг.
Исключением являются только два случая: в положениях, где преобладает комбинационный элемент, Капабланка буквально вынужден мыслить конкретно, или когда вследствие одной или нескольких ясно опровергаемых ошибок противника у Капабланки имеется достаточный для победы перевес — тогда в нем пробуждается артист, который находит наслаждение в том, чтобы закончить партию быстрейшим и красивейшим способом".
В цитированном мнении Алехина слышится голос шахматного художника, который искренне скорбит, что блестящий комбинационный талант гениального коллеги пропадает втуне и шахматный мир из-за практицизма и осторожности чемпиона мира лишается многих шедевров.
Интересно, что высказанные Алехиным мысли перекликаются с глубоким анализом стиля Петросяна, данным Ботвинником в его лекции 23 июня 1969 г. в московском шахматном клубе ДСО «Труд». Напомню читателю, что в свою бытность чемпионом мира Петросян по своим творческим установкам очень был схож с Капабланкой периода 1922–1927 гг.
"Стиль Петросяна, — сказал Ботвинник, — является экономным стилем: он просто определяет, какую фигуру надо подводить, и ее подводит. Для того чтобы это делать, надо меньше считать варианты, нежели при игре в стиле Таля, когда все фигуры на доске и когда прежде всего надо заботиться не о том, что будет после подведения фигуры, а о том, что происходит на доске в данный момент.
Этот экономный стиль выгоден для шахматиста молодого, у которого большой запас нервной энергии. Он экономит силы на первых часах игры, когда противник уже насчитал много вариантов и на пятом часу игры начинает считать их гораздо хуже. И если к этому моменту его позиция безопасна, а у партнера есть некоторые слабости, тогда Петросян начинал играть на полную мощь и добивался успеха. Сейчас он этого делать не может, и, по-видимому, потому, что с годами неполное использование нервной системы, ее недостаточная загрузка привели к снижению ее трудоспособности. Точно то же произойдет с бегуном, если он будет тренироваться не используя всю энергию своих ног, своего сердца. Когда же он выйдет на настоящее соревнование, его спортивная форма пойдет быстро на убыль.
Может быть, — продолжал Ботвинник, — это объясняет и шахматную карьеру Капабланки. Когда он был молодым, он тоже не использовал многие свои резервы, а потом, когда я с ним познакомился (ему было тогда 46 лет), он играть по-прежнему уже не мог".
Капабланка и сам чувствовал, что с ним что-то неладно. Он явно отстал в дебюте, и поэтому даже не равные ему по силе противники в начале партии часто легко уравнивали позицию и добивались ничьей, поскольку ничья с чемпионом мира всегда желанна и почетна. Чтобы восполнить пробел в дебютной подготовке, надо было много работать, изучать литературу, следить за теоретическими новинками, придумывать их самому — вообще заниматься тем, что составляет научную сторону игры. Капабланке, отвыкшему от напряженной работы, как в дни молодости, видимо, ужасно не хотелось нести тяжесть кропотливого труда шахматного теоретика. Это видно из курьезного призыва, который он написал во время турнира для московского журнала «Шахматы».