Отставил чашку, и взгляд случайно упал на стопку газет, аккуратно сложенных на журнальном столике. А ведь немало накопилось! Кажется, я целый месяц к ним не притрагивался. К чему мне были газеты, когда свободное время скрашивала Айрель. Да и пациентов почти всегда было много — некогда было читать. А вот сегодня ни одного, будто нарочно. Так бы хоть на работу отвлекся. Но кому охота в такую погоду высовывать нос на улицу?
Вот и мне не охота. И камин бы надо затопить. А то дом промёрзнет, отсыреет. Да и газеты сжечь. На кой ляд мне эта макулатура?
Рыжие язычки разгоревшегося огня с аппетитом поглощали тонкую бумагу, выжигали дыры на улыбающихся с жёлтых страниц портретах.
Одну за одной я кидал газеты в камин, лишь мимоходом пробегая глазами по крупным заголовкам. Забастовка работников текстильной фабрики, вспышка чёрной лихорадки в южной провинции, падение урожая пшеницы и прогнозируемый рост цен на муку, свадьба герцогского сыночка… Все это казалось несущественным и каким-то нереальным, будто из другой жизни.
И вдруг — портрет. Почти в самом конце стопки. Я выронил кружку с кофе, уже новым, горячим, вымочил штанину, а по ковру расползлось большое тёмное пятно.
Плевать. И на брюки, и на ковёр.
Глаза выхватывали строки текста, жадно поглощая информацию.
….дочь графа Ванбургского… исчезновение… четыре дня назад… всех, кто что-либо знает о месте нахождения девушки, сообщить в местное управление полиции или лично его Светлости… вознаграждение за сведения…
Я глянул на дату в уголке страницы. Газете было уже недели три. Твою мать!
Не раздумывая, ринулся к двери. Схватил с вешалки плащ, снял зонт с крюка и вымелся на улицу. Поймал первого попавшегося извозчика и велел везти в особняк графа Ванбургского. Ехать было недалеко, а потому я так и не успел толком продумать, что стану говорить. Как объясню свой неожиданный визит.
Махнул на это рукой, решив, что соображу что-нибудь на месте. Главное, узнать, вернулась ли домой Айрель. Увидеть её. Удостовериться, что всё в порядке.
Дверь графского особняка открыла горничная. Женщина неопределенного возраста и неопределенной внешности. В будничном сером платье, какое принято носить прислуге, и белом чепце, скрывающем убранные волосы. Открыла — и почему-то замерла, пристально на меня глядя.
Странно… И чего она меня так разглядывает? И молчит, будто в рот воды набрала.
Ожидание затянулось, и я первым нарушил тишину.
— Простите, граф Ванбургский дома?
— Дома… — отмерла прислуга. — А по какому вы вопросу?
— По вопросу исчезновения его дочери. У меня имеются важные сведения.
Горничная еле заметно вздрогнула, кивнула и отступила в сторону, позволяя войти в дом. Проводила до большой гостиной.
— Располагайтесь. Я доложу его Светлости.
И я остался в одиночестве. Огляделся.
Пожалуй, внутреннее убранство графского особняка полностью соответствовало титулу его владельца.
Тяжёлые бархатные портьеры, подвязанные кручёными шнурами. Картины в золочёных рамах. На высоких стойках расписные фарфоровые вазы. Масляные светильники горят все до единого, хотя ещё не вечер, пусть и дождливо за окном. Дубовый паркет начищен до блеска, и мокрая дорожка моих следов выглядит на нем сущим кощунством.
Прямо по центру небольшой столик с кованными изогнутыми ножками, а вокруг него мягкий гарнитур, обтянутый блестящим насыщенно-синим жаккардом в мелкий золотистый рисунок.
Роскошно ли? Несомненно. Уютно? Не знаю. Чувство, будто очутился в музее, а всё, что тебя окружает — дорогие и крайне ценные экспонаты, до которых даже дотронуться страшно.
И ещё этот лакей, стоящий на входе. Смотрит вроде куда-то в сторону, да только меня не покидает ощущение, будто здесь следят за каждым моим шагом…
Минуты ожидания тянулись непостижимо долго. Я то и дело поглядывал на большие настенные часы с кукушкой, но стрелки их ползли столь лениво, что казалось, будто они увязли в липкой древесной смоле.
Я же мерил шагами комнату, не решаясь присесть. Казалось, стоит остановиться и время, следуя моему примеру, тоже встанет. Теперь уже окончательно.
Приближение графа услышал ещё загодя. Его выдали тяжёлые размашистые шаги и недовольное бурчание. Кажется, хозяин что-то выговаривал горничной.