— Спрашивал, — усмехнулся шут. — Ни Слай, ни его воины не обратили на это внимания. А стоило.
— Ты думаешь?..
— Личина! — подтвердил шут. — Это и наши могут. Гро выдавал себя за старика.
— Зачем?
— Первое, что думаешь, для солидности. Пожилому лекарю верят больше. Но в Ремсе не было других магов. Значит, скрывается.
— Знать бы от кого! — сказал король.
— Он не местный. Язык Мерсии ему чужой. Но он не из Рении — выговор другой.
— Из Хайрии? — задумался король и ответил себе сам: — Вряд ли. Хороших магов там нет. Когда заболеют, едут к нам. Тиррана? Далеко. Даже морем плыть более луны.
— Жить захочешь — поплывешь, — сказал шут. — Не о том говорим. Как наградишь Гро, если вернется?
— Дам тысячу золотых!
— Всего?
— Патент мага.
— И только? Человеку, который обратил вспять армию врагов? Ты скуп, братец!
Этон нахмурился:
— Что предлагаешь?
— Личный лен в наследственное владение. Звание придворного мага. Должность главы Корпорации с правом пересмотреть выданные патенты и отобрать их у шарлатанов.
— Его сожрут!
— Мы защитим.
— Как?
— Женим на дочери могущественного человека.
— Чьей?
— Твоей.
— У меня нет дочери!
— Разве? — сощурился шут.
— Ну… — смутился король. — Она внебрачная. Я не видел ее много лет и даже не знаю, жива ли.
— Жива! — успокоил шут. — Хотя могла и умереть. Девочке пришлось не сладко. Ее растила бабушка, поскольку муж матери не взлюбил падчерицу. Хорошо, что у девочки есть дядя, который помнил о ней и помогал деньгами.
— Брат!
— Не надо благодарить! — сказал шут. — Сам знаю, что я хороший.
— Она красива?
— Похожа на отца.
— Бедная девочка! — покачал головой король.
Шут засмеялся.
— От тебя у нее только одна черта. Правда, приметная. Опознаешь сходу. Мы договорились?
— Я подумаю, — сказал Этон. — Она все же моя дочь.
— Ты неисправим! — покачал головой шут.
— Надо сначала взглянуть на дочку, — смутился король.
— Тогда пошлю в Муг гонца, — сказал шут. — Пусть едут с матерью.
— Это обязательно? — сморщился король.
— Боишься? — сощурился шут.
— Королева ревнива, — вздохнул король. — Сам знаешь.
— Остановятся у меня. Места хватит.
— Ах, брат! — сказал Этон. — Не тому боги дали корону. Хотел бы я поменяться с тобой местами!
— Не получится! — хмыкнул шут. — Во-первых, я бастард. Во-вторых, — вот! — он повернулся к брату спиной. — Горб королю не к лицу. В-третьих, я не хочу править. Поэтому ты и держишь меня возле себя. Я не прав?
— Прав, как всегда! — кивнул Этон. — Но я бы на твоем месте подумал…
Глава 4
Ноэль поет. Ее голос, звонкий, сильный, рассыпается серебряными колокольчиками, и эти колокольчики бренькают в моей голове, толкаясь в виски болью. Вот ведь, зараза! Никакого уважения к почтенной старости.
— Угомонись!
Голос стихает, чтобы тут же смениться обиженным:
— Тебе не нравится, как поет Ноэль?
— У меня болит голова.
— А вот не надо было пить столько оука!
Не надо было, конечно, только что теперь? Ноэль сдержала слово. Когда мы долетели до этого заброшенного оазиса посреди степи, она первым делом стряхнула с какого-то дерева с десяток плодов. Плоды походили на кокосы, а само дерево — на пальму, но Ноэль сказала, что это «оук». Она вскрыла плоды кинжалом и слила болтавшуюся внутри молочную жидкость в казан. Выставленный на солнце, сок почти сразу забродил, и к вечеру стал прозрачным. Вкус у него оказался кисловатый, но приятный. Оук щипал язык и шибал в голову. К ночи я впал в нирвану. Кто же знал, что у этой штуки такой откат?
Я охнул и открыл глаза. Блин! На Ноэль было невозможно смотреть. Пока оук бродил, она потребовала заняться ее носом, что я и сделал. Нос покраснел и распух. Это при сращивании переломов опухоль опадает. Организм сам пытается залечить повреждение, и влитый импет только мобилизует этот процесс. Трансформация — дело другое. Тело привыкло к своему органу, а тут его заставляют менять форму и рассосать лишнее. Организм бунтует. Поэтому процесс занимает не один день, и протекает бурно. Ноэль, разглядев в озерце свой распухший нос, немедленно замотала лицо. Спрашивается, зачем? Кому на нее смотреть? Здесь нет никого, кроме нас двоих и летающего крокодила.
Повязка и сейчас укрывало лицо Ноэль. А вот другой одежды на ней не наблюдалось. Совсем. И она стояла надо мной, уткнув кулаки бока, так что я мог беспрепятственно разглядеть все ее прелести. Начиная от стройных ног, треугольного островка лобка, поросшего черным волосом, до тяжелых полушарий грудей с дулами-сосками. Они смотрели мне в лицо. Кровь прилила мне в голову — и не только в нее. Капелланов учат смирять плоть. Есть духовные и физические практики. Жизненная необходимость. За священниками на целибате присматривают строго. Попадешься на блуде раз — поедешь на покаяние в монастырь сроком на год. Можешь и на два — это как митрополиту на сердце ляжет. Рецидив влечет извержение из сана. А это жопа. Нет, выпускник академии — человек образованный и может хорошо устроиться. Теоретически. Только государственная служба для расстриг закрыта, а о выборной должности можешь и не мечтать — ни одна партия возьмет под крыло за изгнанного за блуд священника. Учителем не мечтай — кому нужен растлитель учениц? Так что иди в бизнес, если есть к этому способности. А если нет? Значит, дорога в грузчики или санитары — туда всех берут…