– Я так болт к носу прикидываю, – пророкотал у него за спиной Сэр Кушнер, – что ты ей, лейтенант, типа по вкусу. В натуре, без бэ.
Адольф повернулся посмотреть на улыбающегося блондина.
– Правда?
Кушнер посмотрел, как Пегги наливает себе чашку кофе.
– Зуб даю, – сказал он. – Она ведь тебе лыбилась, усек? Но скажу тебе, корефан, лучше ты в тему врубись, а то у младшего лейтенанта на такого лохаря, как ты, времени нет.
– На лохаря? – хмурясь, переспросил Гивенс. Звучало это как-то не слишком заманчиво.
– Ну да, – кивнул Сэм, благожелательно улыбаясь. – А то еще раз завалишься сюда таким мудилищем безмазовым, и эта давала тебе живо коки оттяпает.
Некоторые выражения перевода не требовали. С несколько вымученной улыбкой Гивенс заверил десантника:
– Заметано, корефан.
Сара Джеймс отвернулась, и ее глаза встретились со взглядом в равной степени развеселившегося Редера. Только так она смогла в полный голос не расхохотаться.
– Этот чувак а-вэ целует, – тихо заметил Питер.
– На моей дискете этого не было, – сказала Сара. – Что это еще за а-вэ? Что-то из анатомии?
Редер рассмеялся.
– Может быть. Но на моей дискете это означало трогать антиводород, а значит терпеть катастрофу в ухаживании.
Сара критически повела бровью.
– Думаю, Пегги была очень великодушна. Гивенс вел себя скорей как педрила, чем как мандюк.
Редер развел руками и спросил:
– А в чем разница?
– Мандюк – просто придурок, а педрила – полный обормот.
Он покачал головой и опять развел руками.
– А тут в чем разница?
Сара рассмеялась.
– Разница есть. Небольшая, но существенная.
– Так он был лохом? – спросил коммандер. У него не было времени так внимательно изучить свою дискету, а потому с таким же успехом можно было воспользоваться услугами одного из лучших умов в помещении.
– Нет-нет. Лох – это такое действие. Когда кого-то в дураках оставляют. Глагол для него – лохануть. А лохарь – это тот, кого лохануть можно. – Тут Сара прищурилась. – А как там ваша дискета, коммандер?
– Там был длинный кусок с этим пиратским сборищем. – Питер покачал головой. – Все выглядело примерно как студенческая вечеринка для психотиков.
Сара пожала плечами.
– Большинство студенческих вечеринок такие.
– Нет-нет, – замотал головой Питер. – Там настоящие психотики были. Вам бы не захотелось в одном из таких мест официанткой работать. Черт побери, вам бы и хозяином в таком месте быть бы не захотелось. Пытка, а не развлечение…
Она с интересом на него посмотрела.
– Вы хотите сказать, они в самом деле…
– Нет, я не об этом, – быстро уточнил он. – Но такого жуткого ансамбля я еще никогда в жизни не слышал…
Сара фыркнула, закатила глаза и отошла в сторонку.
– Она не понимает, – сказал Алонсо Барак, передавая ему чашку кофе. – А вот мне попался тот же самый клип, и я согласен. Если нужны доказательства того, что эти люди полные дегенераты, одной музыки вполне достаточно.
– Не могу поверить, что они этот ансамбль оставили в живых, – согласилась Айя, подходя сзади.
– А кто сказал, что они его оставили в живых? – спросил Питер. – Возможно, они просто дожидались, пока музыканты перестанут играть, чтобы их же инструментами до смерти их забить.
– Сомневаюсь, что я смог бы дождаться, – пробормотал Алонсо.
– Я тоже, – поддержала его Айя.
– Следи за своей грамматикой, – заметил Барак.
– Ну и я, – послушно исправилась она.
– Мы должны показать этот клип всем, у кого его на дискетах нет, – сказал Редер.
– Это будет расценено как излишняя откровенность, – сухо прокомментировала Айя.
– Но там ведь все-таки не мужской туалет, – с ухмылкой заметил Редер.
– А вот я, к несчастью, именно это и получила, – сообщила им Сара, возвращаясь с чашкой чая в руке.
– Ф-фу! – фыркнула Вишневская и вся передернулась.
А Сара всего лишь скорчила недовольную гримаску.
– Нет, все было не так скверно. По крайней мере, запаха не ощущалось. Но я слышала ансамбль на где-то фоне и, откровенно говоря, ближе с его звучанием познакомиться бы не желала. – Она отхлебнула из чашки. – Никогда не думала, что мне выпадет счастье наблюдать за происходящим в мужском туалете скверного бара.
– Люблю женщин, которые знают, как видеть в жизни светлые стороны, – галантно сказал Алонсо.
– Давал, то есть, – уточнила Айя.
Барак удивленно на нее посмотрел.
– Ты о чем?
Вишневская рассмеялась.
– Учитывая наш новый словарь, тебе следовало ее назвать просто давалой.
– А, понятно.
– Так давала означает женщину? – спросил Редер.
– Не обязательно, – сказала Сара. – Персону, которая тебя привлекает. Любого пола, которого ты предпочитаешь. – Тут она явно задумалась. – На самом деле нам надо быть поосторожнее в использовании лишнего жаргона. Когда все время такой бред несешь, сам становишься дегенератом.
– Наверное, именно потому Молочко и хотел, чтобы мы прямо сейчас стали его использовать, – заметил Редер. – Это неглупо.
– Подозреваю, он свое дело знает, – с какой-то тревогой заметила Сара.
– Подозреваю также, он намерен нас как можно ближе познакомить со своим делом, – с усмешкой сказала Айя. – А я просто обожаю добавлять новые штрихи к своей автобиографии.
Мужчины фыркнули, а две женщины обменялись взглядами; подмигивать друг другу им не потребовалось – это был момент идеального взаимопонимания.
Колокольчик негромко отзвенел восемнадцать ноль-ноль, а потому все разошлись собирать свои подносы и строиться на обед. Питера порадовало то, как успешно, судя по всему, его люди прогрессировали. Даже десантники из кожи вон лезли, стараясь быть любезными.
«Все должно сработать как надо, – сказал себе коммандер, – В наших силах сделать так, чтобы все сработало».
Глава восьмая
– Это уже становится малость чересчур, мистер Молочко, – с нажимом в голосе сказал Редер. Скафандр всасывал пот с его лба и то и дело пробегал чистящей пленкой по лицевой пластине.
Оперативник, однако, хотя и персона неизвестного ранга, был начальником над Редером и его командой на все время этого учебного задания. Каждая бригада уже успешно взломала восемнадцать типов различных шлюзов, и Питер был чертовски за них горд. Но они также уже шесть часов без перерыва находились вне корабля.
Техника безопасности Космического Отряда предписывала каждые четыре часа делать перерыв, ибо работа в открытом космосе была по-настоящему тяжелым испытанием; каждое движение требовало усилия и сосредоточения. Что неотвратимо вело к усталости, а она в свою очередь – к губительным ошибкам, когда человеческий мозг попросту отказывался прилагать усилия для мыслей о таких простых действиях, как ходьба, протягивание руки, ухват за зацепку. Его не волновало то, что в открытом космосе нельзя было допускать, чтобы очередная зацепка находилась вне пределов твоей досягаемости, иначе ты мог очень скоро выяснить, зачем вообще-то нужны небеса.
Одна из «альтернатив», молодой лейтенант Джо Майнини, в паре с которым работал Редер, уже начал допускать небольшие отклонения от обычной процедуры. Такие оплошности, которые коммандеру самому страшно хотелось допустить. Но здесь, в открытом космосе, все кратчайшие пути вели к катастрофе. «И мне полагается подавать пример», – подумал Питер, сдерживая вздох, а также побуждение выпрямиться и понаблюдать за разноцветным гобеленом звезд.
И здесь была вовсе не вина их снаряжения. Скафандрами их обеспечили первоклассными; хотя на вид они казались никуда не годными развалинами, в них было тепло и очень удобно. Даже после нескольких часов активного использования рециркулированный воздух по-прежнему нес в себе свежесть, а реактивные ранцы работали так же четко и безотказно, как и в тот момент, когда они только-только вышли из первого шлюза. Это был чисто человеческий сбой, ибо люди внутри скафандров стремительно уставали.
– Конечно, коммандер, – после краткой паузы откликнулся Молочко. – Еще вот этот последний. – В голосе его прозвучал намек на то, что они просто не очень стараются.