— Ты надолго, как думаешь?
— Надеюсь, что нет. Но скажу тебе, дорогая, пока война должным образом не закончится, и Бонапарта не свергнут, я должен оставаться в море, по крайней мере большую часть времени.
— Разумеется, — согласилась выросшая в семье военного Диана. — Думаю, что до тех пор я лучше останусь с Софи, если она меня примет. Возможно, воспользуюсь конюшнями Джека — они ведь пустые. Стивен, мы правда можем позволить купить дом в самом Лондоне? Они ужасно дорогие.
— Я тоже так считаю. Но мой крестный отец, упокой Господь его душу, оставил мне ужасную кучу денег. Забыл, сколько получается в английских фунтах, но пущенная в оборот часть уже приносит гораздо больше жалования адмирала флота. Когда настанет мир, сможем обзавестись еще и домом в Париже.
— Как хорошо! Стивен, мы правда сможем? Мне это понравится. Какое же я до обидного меркантильное существо — мое сердце колотится от счастья. Я довольно-таки сильно обрадовалась, заполучив своего мужа назад, но то, что он вернулся с ног до головы в золоте, просто приводит в восторг. Как же вульгарно!
Она вскочила на ноги и прошлась по комнате туда-сюда пружинящими шагами, после чего заметила: — Ягелло в своем экипаже. — А потом воскликнула: — Господи! Там позади него Джек Обри!
Джек вошел в комнату на цыпочках, с тревогой и дурными предчувствиями на лице. За ним следовали Мартин и Ягелло. Он отстраненно, как родственник, поцеловал Диану, и тепло, сухо, аккуратно пожал руку Стивена.
— Бедный мой старый приятель, как ты поживаешь?
— Очень хорошо. Спасибо, Джек. Как дела у корабля, раздобыли ли парусину?
— В отличной форме. Пронес нас сквозь Суурский пролив под брамселями, как скаковая лошадь, правым галсом, под лиселями сверху и снизу. Полным ходом по этому чертовски узкому проливу мимо острова Вормси — можно галету швырнуть в подветренный берег. И «Сюрприз» получил дюжину рулонов такой парусины, какую используют только на небесах.
Стивен издал скрипучий смешок, обозначавший у него удовлетворение:
— Диана, позволь мне представить моего хорошего друга, преподобного мистера Мартина, о ком ты так много слышала. Мистер Мартин, моя жена.
Диана протянула ему руку с приветственной улыбкой и призналась:
— Думаю, сэр, вы единственный джентльмен среди наших друзей, которого покусала ночная обезьяна.
Некоторое время они обсуждали ночных обезьян, капибар и бородатых игрунок. Ульрика и лапландец подали кофе. Во время паузы Стивен спросил:
— Джек, ты пришвартовался у того изящного причала в старом городе?
— Да, носом и кормой к причальным тумбам. И уже развернулся для выхода.
— Удобно ли, если мы сегодня поднимемся на борт?
— Больше всего на свете хотел бы этого. Не доверяю я этому ветру, вряд ли он продержится еще двадцать четыре часа.
— Разве вы можете путешествовать со сломанной ногой? — озаботился Ягелло.
— Мерсенниус говорит, что вполне могу, если на корабль меня доставят в экипаже. Ягелло, не будете ли так добры?
— Разумеется, разумеется. Мы вас спустим вниз на снятой с петель двери и погрузим внутрь, а мистер Мартин вас будет держать. Буду править очень мягкой рысью, а от моего полка выделим полковничий эскорт.
— Диана, дорогая, тебя это устроит? Или тебе нужны еще день-два собраться?
— Дай мне пару часов, — ответила Диана с сияющим взглядом, — и я в твоем распоряжении. Джентльмены, не торопитесь, прошу вас, допейте кофе. Пошлю сюда Пишана с сэндвичами.
Но джентльмены все-таки поторопились, по крайней мере, Обри и Ягелло ушли посмотреть, подойдет ли дверь, которую Ягелло вроде бы видел в бабушкином сарае, и не поможет ли какая-нибудь из ее оставшихся служанок в сборе багажа.
— Я точно слышу Бондена внизу, — заметил Стивен, когда остался вдвоем с Мартином. — Падин здесь?
— Сказать по правде, нет. К несчастью, сегодня утром у нас случились разногласия, и капитан Пуллингс его заковал в кандалы. Ненавижу доносить, но без малейшего намерения поймать его, я застал Падина, откачивающего лауданум из одной из больших бутылей и доливающего в настойку бренди…
«Конечно, конечно, конечно, — пробормотал Стивен. — Каким же я оказался жутким простаком, ни разу этого не заметил». Когда Мартин закончил печальное повествование об агрессии Падина при попытке отобрать у него бутылку, он признался:
— Это полностью моя вина, что оставлял подобные вещи в пределах его досягаемости. Придется всерьез взяться за это дело — мы не можем допустить, чтобы он стал еще одним зависимым от опиума.