Это сопротивление приводит в отчаяние суверена, рассматривающего свое королевское призвание как нечто вроде религиозного служения. Сопротивление изначально кажется ему дьявольским или по крайней мере еретическим. Письма, в которых он обсуждает фламандские вопросы, касаются проблем веры. Этот миролюбивый государь не видит иного средства, как силу. Это войны против английского короля, герцога Аквитанского, и особенно эти гибельные фландрские кампании, возобновляющиеся почти ежегодно в последние годы правления. Методы, используемые его великими предками, оказались недостаточными. Нужно найти другое; и это трудно, когда сохраняешь твердую уверенность, что нельзя поступать лучше, чем подражать Филиппу-Августу или Людовику Святому.
И все это очень дорого стоит. Финансовая проблема выходит на передний план в королевских заботах. Беспрестанно требуются деньги. Чтобы их получить, изыскивают королевские права, но в утилитарном, меркантильном духе. Расследователи постоянно снуют по королевству, но речь уже не идет (хотя на это еще претендуют) о расследованиях в стиле Людовика Святого. Эти опросы имеют своей целью лишь изыскание новых ресурсов для короля.
В этой погоне за экю сталкиваются с церковью, глава которой, Бонифаций VIII, суверенный понтифик, также нуждается в деньгах для проведения своей итальянской политики и который (кроме того, сторонник григорианских положений о преобладании духовного над мирским) нисколько не помогает издержавшемуся светскому правительству. Непосредственно встает принципиальный вопрос, и в первый раз французское королевство и Святой престол сталкиваются на опасной территории взаимоотношений духовной и светской власти. Оба противника, равно убежденные в своем праве, рассматривают каждый действия своего соперника как святотатство. В этой борьбе король дает доказательства безупречной ловкости, используя против своего противника неясные обстоятельства, при которых произошло избрание Бонифация VIII. Сильный в своей неоспоримой легитимности, он переносит борьбу на личную почву. Не он формулирует принципы; это берут на себя памфлетисты, и ничто не доказывает, что они действовали по его приказам. Король не атакует папские институты. Он атакует или заставляет атаковать человека, взошедшего на трон Святого Петра после своего рода отставки, которую некоторые считают как канонически невозможную, своего предшественника. И, чтобы сражаться, король заимствует то же самое оружие — церковный собор, который он, христианский государь, рассматривает в качестве трибунала, дабы рассудить его разногласия с папой.
Его победа полная, подавляющая. Бонифаций, в мгновение оказавшийся узником королевских агентов в Ананьи, умирает месяц спустя, 11 октября 1303 г. Но этой победы недостаточно Филиппу Красивому. Теперь он стремится, чтобы ее одобрила сама церковь. Под угрозой процесса в память о своем сопернике он в конечном счете садит на папский престол второго преемника Бонифация VIII, аквитанца Климента V, который торжественной буллой от 27 апреля 1311 г. отменяет все акты Бонифация и его преемника Бенедикта IV, приказав подчиняться новым регистрам папской канцелярии. Король провозглашает его добрым и справедливым приверженцем в этом деле.
Так во Франции при упорстве и энергии королевского правительства светская власть вознеслась над властью духовной. Она даже подменила ее, когда поняла, что та бессильна. Во время осуждения тамплиеров[65] мы видим, что королевские действия в плане веры, до той поры строго сдержанные, направляли действия церкви в этой области.
Мы полагаем, что главной действующей силой Филиппа IV как в светской, так и в религиозной политике была, как и у Людовика Святого, глубокая вера, вера в королевскую миссию, вера в династию, которую он представляет, а также вера в религиозный порядок, которую шокировало отсутствие духовности у папы Бонифация VIII и тамплиеров. Но это была не вера Людовика Святого, и если судить по ее проявлениям, то она представляется чем-то более жестким, окрашенным в оттенок гордыни[66]. Известно, что король Филипп Красивый был большим любителем чтения «Утешения философией» Боэция. По его просьбе Жан де Мен, второй автор «Романа о Розе», выполнил для него французский перевод этого знаменитого произведения, и по желанию короля этот перевод сделан как можно ближе к латинскому тексту[67]. Кажется, эта забота о точности перевода, предназначенного себе, указывает у Филиппа Красивого на исключительный интерес к произведению римского сенатора, преданного смерти Теодорихом. Ибо книга Боэция является выражением искушенного ума, довольно презрительно относящегося к материальным устремлениям человека, одновременно вдохновленного неким стоицизмом. Нашел ли в ней внук Людовика Святого эхо своих собственных мыслей? Думать так нисколько не запрещено.
65
В 1312 г. духовно-рыцарский Орден тамплиеров, обосновавшийся во Франции, был упразднен, а большинство его членов подверглись инквизиционным преследованиям. (Прим, ред.)
66
Если бы это было иначе, мы не увидели бы, как папа Климент V в своем закрытом письме весьма настойчиво наставляет его, говоря, что его идеи по возведению на византийский трон в Константинополе его брата Карла де Валуа были внушены ему Святым духом. (Ed. Leibnitz. Mantissa Codicis Juris Gentium diplomatici. Guelserbyti, 1747. IIe Partie, p. 243.)