Это важно. Что составило силу французского королевства в тот период, когда оно постепенно набирает материальную и моральную мощь, так это то, что оно представляло в обществе, где еще существовали в большом количестве элементы анархии, принцип порядка и строгости. Пусть этот порядок и строгость почти всегда существовали в королевской семье, это было необходимым условием для прочного установления династии. Беспорядок ставил бы ее в конфликт с церковью, поставлял феодальной оппозиции предводителей, которых ей всегда недоставало, наконец, заставлял слишком походить на те великие сеньориальные дома, от которых она должна была отличаться в глазах народа, дабы восторжествовать.
Но сплоченности и добрых нравов королевской семьи было недостаточно. Чтобы прочно установить свое превосходство в королевстве, ей надо было окружить себя особой атмосферой религиозного и даже священнического характера, делавшей из великого феодального сюзерена что-то большее — короля, суверена.
Для начала надо было забыть узурпацию, своеобразный акт, при помощи которого династия взошла на трон, сместив законное потомство Карла Великого. Хорошим средством было присоединиться к лишенной власти королевской семье. Друзей Капетингам было не занимать. В 1045 г. санский хронист монах Одоран показывает нам, что корону Гуго Капет получил «donato regno Hugoni duci»[89] от последнего Каролинга Людовика V; в то время как в эту же эпоху один северный монах утверждает, что Гуго принял корону «вопреки самому себе», «invitus»[90]. Легенда скоро распространяется, и из нее видно, что последний Каролинг препоручил первому Капетингу не только королевство, но и свою жену с дочерью. Также извлекли выгоду и из брака Роберта Благочестивого с Констанцией. Мать последней, Аделаида Анжуйская, и в самом деле вышла замуж вторым браком за Каролинга Людовика V; но плодом этого была вовсе не Констанция. Аделаида развелась со своим вторым супругом, и именно от третьего мужа, Гийома Арльского у нее была дочь. Особенно настаивают на каролингском происхождении Адели Шампанской, третьей жены Людовика VII и матери Филиппа-Августа. Окружение этого государя настойчиво подчеркивает его материнское происхождение. Гийом Бретонец в своей «Филиппиде»[91] приветствует его в посвящении титулом «Каролинг». Еще более это справедливо в отношении его сына; ибо Филипп-Август в свою очередь женился на даме, ведущей происхождение от Карла Великого, от Эрменгарды, дочери Карла Лотарингского, Изабелле де Эно. Так что у ребенка, рожденного от этого брака, текла в жилах каролингская кровь как со стороны отца, так и со стороны матери. В его лице, как с готовностью подчеркивают Большие Французские хроники Сен-Дени, «возвратилось потомство Карла Великого, бывшего императором и королем Франции, которое было отстранено на семь поколений[92]. Впрочем, было время, когда этот союз двух династий существовал. В самом деле, в начале XI в. монахам Сен-Рикье, благодарным за блага, полученные от Гуго Капета, и, возможно, желающим укрепить его потомство, пришла в голову мысль поведать а благочестивом рассказе явление святого Валериана Гуго, чтобы приказать ему перенести его тело и тело святого Рикье в их первоначальное место упокоения, обещая ему взамен, что он однажды наденет корону и его потомки будут королями до седьмого колена[93]. Некий намек Великих Французских хроник Сен-Дени на предсказание святого Валериана показывает нам, что последнее было воспринято серьезно. Весьма возможно, что король Людовик VIII несколько опасался за прочность династии. Не был ли он сам седьмым потомком Гуго Капета, надевшим корону? И все же 3 ноября 1226 г. в Монпансье, чувствуя приближение смерти, он попросил прелатов и баронов принести клятву верности и оммаж его старшему сыну Людовику (или в случае его смерти младшему Роберту), и не задерживаясь, помазать его, едва он покинет этот мир[94].
89
«Посредством дарения королевства герцогу Гуго» (лат.): Historiens de France. Vol. X. p. 165.