Спустя час Ойкава уже просто ворчал, что с таким опухшим лицом на улице показываться нельзя, быстро отвечал на сообщения от того жуткого чувака из Некомы и сетовал, что на нужный поезд опоздал.
— Пиши, если нужно будет что-то переслать. За мелким я присмотрю, если что.
— Спасибо. — Ойкава вдруг улыбнулся — немного злобно, словно думал об Ушиваке или Кагеяме. — Если Иваидзуми-сан встретит… образец ДНК, похожий на мою, — всё же, были у Ойкавы проблемы с папочкой, — то она может насплетничать ему, что я объявил, что я гей, ушёл из дома и переехал к бойфренду.
Хаджиме сжал пальцами переносицу.
— Скажи мне, что ты не ебёшься с Куроо.
Какая у Куроо ориентация, Хаджиме не знал, но склонялся к варианту «похуист». Ойкаву же он определял как «поверхностного мудака»: пофиг кто, хоть пришелец, лишь бы краси-и-ивый.
— Куро-чан — любовь всей моей жизни! — нарочито обиженно возразил Ойкава, но тут же подтвердил: — Нет, не сплю.
Хаджиме накинул куртку и дёрнул головой.
— Пойдём, я возьму мопед, довезу тебя до вокзала. — Он не удержался и съехидничал: — А то вдруг тебя украдёт Ушивака на мотоцикле.
Ойкава поднял лицо к потолку и тоненько завопил. Фотографии с кэпского междусобойчика облетели весь фейсбук и твиттер: Хаджиме знал, что Ойкава не пьёт не из-за режима, и не из-за законопослушности, а потому что его быстро уносит, и он начинает всех обнимать, признаваться в любви и лезет целоваться, и пара банок пива в тот вечер определённо не пошла ему на пользу. Ушиваке тоже обломилось, и он не участвовал в последовавшем за вечеринкой флэшмобе «Ойкава, не пей», так что последнего не подкалывал только ленивый.
— Надо ему тоже насплетничать, что я уехал к бойфренду, — мрачно буркнул Ойкава, надевая шлем.
Хаджиме завёл мотор, и было у него чувство, что вот сейчас, именно в этот момент, их с Ойкавой детство подошло к концу, и великий волейбольный сёгун впервые в жизни бежит от своих проблем со скоростью света.
Если это наконец сделает его действительно счастливым, пусть бежит как можно дальше, подумал Хаджиме, и мопед полетел в сторону вокзала.
========== 3. Куроо ==========
— Мам, ничего, если у меня в квартире друг поживёт?
— Какой друг?
— Из Сендая.
— Не припомню.
Тецуро вздохнул.
— Ну тот, который красивый.
— А, Ойкава-кун! Поступать здесь будет?
— Хочет подзаработать, он в Аргентину собирается.
— Хорошо, пусть поживёт, если только он аккуратный.
— На этот счёт не беспокойся.
С Ойкавой Тецуро познакомился, как ни странно, у себя же дома. Его только назначили новым капитаном волейбольной команды, и он решил закатить вечеринку по этому поводу. Собрались ребята из кэпского чата, кто-то пришёл с девицами…
Девицы скучковались в районе дивана и что-то обсуждали, потому что не захотели улыбаться и кивать, пока их бойфренды прикидывали исход межшкольных соревнований. В какой-то момент плейлист (из больших архивов Тецуро, демонстрировавший внушительный биполяр очка) сделал кульбит, Тилль Линдеманн из колонок заявил: «Ich will!» — и вдруг с дивана поднялся затерявшийся среди многочисленных девчонок смазливый пацан.
— О! Мне нравится эта песня!
Он вскочил на кофейный столик перед диваном, и стал вполне правдоподобно изображать танец неко-горничной, а когда девочки отсмеялись — собрал их в длинную, пляшущую сексуальную гусеницу.
Тецуро тогда переглянулся с Бокуто, и они с двух сторон оцепили Кенму, который опять изображал мебель, но вполне мог за минуту нагуглить всю подноготную на кого угодно.
— Кенма, кто это? — протянул Тецуро.
— Покажи нам свою уличную магию, — кивнул Бокуто, пуча глаза.
— Ойкава Тоору, диплом лучшего связующего префектуры в две тысячи девятом. На национальных не был, потому что в финале отборочных в Мияги всегда спотыкается о Шираторизаву, — предоставил им краткую сводку Кенма. — Можно, я домой пойду? Я уже вижу, как те парни достают пиво.
Отпустив Кенму восвояси, Тецуро и Бокуто начали подкрадываться к Ойкаве, который после группового танца гусеницы столкнулся с ненавидимым Бокуто Ушивакой — последний большую часть вечера тусовался с Шинске.
— …был бы уже на национальных, если бы пошёл в Шираторизаву, перевестись ещё не поздно.
Ойкава ответил ему улыбкой задолбанного работника розничной торговли.
— Как же ты меня… — Он вздохнул, а затем быстро, с чувством выдал: — Волдырь, гнойник, раздувшийся карбункул, пустой и гонорливый грязный плут, гусиное лицо, разбойник из навозной кучи, бычий хрен, ублюдок, франтишка паршивый, мерзкий червь, ты утомительный дурак и выкидыш разврата, проклятый и изнеженный козёл, позорище природы…
— ТЫ ПИШЕШЬ РЭП?! — восторженно воскликнул Бокуто буквально в ухо Ойкаве.
— Это Шекспир?! — изумлённо опознал обороты Тецуро, лишь немного прикрутив децибелы.
— Мои уши… — жалостливо простонал Ойкава, потирая пострадавшие органы восприятия, и повернулся к ним, проигнорировав нахмурившегося Ушиваку, который тоже не понял, что это только что было. — Вы кто, ребят?
— Куроо Тецуро, Некома, хозяин дома, — прогнусавил Тецуро с кривой усмешкой. — Это Бокуто.
— Удивительный Ас Бокуто-сан! — вскинул кулак Бокуто и по-птичьи покрутил шеей. — Ты клёвый.
— Давай сыграем в «я никогда не», — кивнул Тецуро.
— О, нет, — замахал руками Ойкава. — Я буду в кал.
— Можно вместо пива есть кошачий корм, — предложил Бокуто.
— …ты что, обкурился? — осторожно спросил Ойкава.
— Не, ему и не надо, — ответил Тецуро.
— Эм. Ладно. Пошли, — сказал Ойкава, явно не веря, что он на это соглашается.
Они направились в сторону кухни (Тецуро и Бокуто держали Ойкаву под локти), когда Ушивака, про которого успели забыть, окликнул:
— Ойкава, мы не договорили.
Это был исторический момент. Момент истины. Момент, когда появился маленький говнистый клуб.
Тецуро и Бокуто как-то сразу выпустили локти Ойкавы, а затем они втроём дружно повернулись через левое плечо и продолжили двигаться в сторону кухни задом наперёд, только теперь выдавая, словно ведьмы свои заклинания:
— Храбрый король мочегонов!
— Писсуар кастильского короля! — Тецуро тоже уважал Шекспира.
— Пиздокрыл! — Бокуто всегда предпочитал более простые выражения.
— Кумир идиотов!
— Оскребок человечества!
— Ебалай-лай-лай! — пропел Бокуто.
На следующее же утро они создали свой отдельный кэпский чат, и это было прекрасно.
Кыскыс: Так вот, удаление шашлыков от экзистенциальности прямо пропорционально количеству горячительных напитков, подаваемых к оным. Если оно чрезмерно, то экзистенциальные мотивы превалируют в общей парадигме мероприятия.
Великолепный Ойкава-сан: Знаешь, Куро-чан, ты иногда говоришь, а у меня в голове просто сверчки стрекочут! (*ﾉωﾉ)
УДИВИТЕЛЬНЫЙ БОКУТО: Не у тебя одного!
Великолепный Ойкава-сан: Решил неделю не использовать каомодзи. Сообщения теперь похожи на угрозы.
УДИВИТЕЛЬНЫЙ БОКУТО: Да они и с каомодзи звучали угрожающе
Великолепный Ойкава-сан: Это потому, что я не пишу тебе ничего кроме угроз, глупыш!