Тецуро же просто не хотел слушать дальнейшие выяснения отношений, и на всю гостиную гаркнул:
— Ушивака, окстись, ты не особенный, с Ойкавой сосались все!
— Ну почти, — пожал плечами Ойкава и повалил Тецуро на диван.
Акааши потом скинул ему все фотографии, и Тецуро очень нравилось, как они с Ойкавой смотрелись. Правда, слегка разочарованное выражение лица Ушиваки ему нравилось больше.
— Блин, я такая шлюха, — пробормотал Ойкава, когда ему надоело целоваться.
— Ага, знаю, я тоже, — вздохнул Тецуро.
…наверное, можно попрощаться с планами найти себе девушку в ближайшие пару месяцев: все будут думать, что он встречается с Ойкавой. Это же как жить с Райаном Рейнольдсом и всем рассказывать, что он тебя совсем не привлекает — всё равно никто не поверит.
(Бонус:)
— ТООРУ! ГНИЛАЯ ОТРЫЖКА МОИХ ЧРЕСЕЛ, Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ ТУТ, МАЛОЛЕТНИЙ ЧЛЕНОСОС!
Тецуро разлепил глаза. Они с Ойкавой валялись поверх футонов в одном белье, стараясь ничем не соприкасаться: была дикая жара, а им уже два дня как не могли починить кондиционер. Тецуро уже грешным делом думал опять переселиться в дом к родителям: там этой проблемы не было.
Голос доносился из приоткрытого на щёлочку окна в американском стиле.
Ойкава тоже открыл глаза, и выглядел он удивленно, раздражённо и удовлетворённо одновременно.
— А вот и сходный образец ДНК пожаловал, — мурлыкнул он и поднялся на ноги.
Да это подвиг. Тецуро было категорически лень вставать.
Ойкава поднял створку окна и облокотился на подоконник, оттопырив зад. Тецуро валялся, залипал на линию загара от волейбольных шорт и думал, сможет ли он уснуть под неминуемую семейную драму. По всему выходило, что нет.
— Добрейшее утречко, папаша, какими судьбами? — протянул Ойкава своим самым мерзким медовым голосом.
— Ты думаешь, я не знаю, чем ты тут занимаешься? Ты меня позоришь, блудливый засранец!
Тецуро вздохнул, поднялся на ноги и тоже подошёл к окну, так что его голый торс тоже было видно, и мерзко улыбнулся стоявшему перед домом покрасневшему от гнева мужику средних лет.
— Здрасьте.
А затем он наклонился и широко лизнул Ойкаву от ключицы до подбородка.
С улицы доносилось возмущённое бульканье.
Если ты никого не выбесил, день прошёл зря. Отлично утро начинается, довольно подумал Тецуро.
========== 4. Хината ==========
Комментарий к 4. Хината
Ойкава занимается в Латинской Америке максимально таинственной и непонятной херней, а Хината не может понять, какую часть всего этого безумного дерьма он насочинял. Но по нужде заваливается пожить к Ойкаве на диван.
— Простите за вторжение, — пробормотал Шоё, скидывая шлёпки, а затем он поднял голову и стукнулся лбом о свисавший с потолка дилдо, оформленный в виде головы ксеноморфа. — …Скажи мне, что ты им не пользуешься по прямому назначению, Ойка-сенпай.
— Этим? Конечно, нет. И того, который в ванной, тоже не пугайся, это мыло такое, — легкомысленно махнул рукой Ойкава.
Шоё нервно захихикал, представив себе процесс намыливания рук.
Когда выпустились Савамура, Сугавара и Азумане, помнил Шоё, про Ойкаву много слухов ходило. Кагеяма предполагал, что его бывший сенпай переспал с чьей-то мамой, разрушил семью и сбежал из города, чтобы спастись от гнева мужа-рогоносца этой самой уважаемой мадам. Чувак из Джозендзи был уверен, что Ойкава пошёл в эскорт и развлекается где-то на Окинаве на деньги какого-нибудь папика. Их одногодки из Сейджо слышали смутные слухи, что он вообще ушёл из дома со скандалом: заявил, что он гей, и переехал к своему чёрному бойфренду.
Кенма развеял сомнения: сказал, что «чёрный бойфренд» Ойкавы — это Куроо.
— Нет, я могу понять Куроо. Но я не очень понимаю Ойкаву. Мог бы кого получше найти, — протянул тогда Энношита, и все (кроме Кагеямы) с ним согласились: не очень обидно, если твоя девушка уходит от тебя к Ойкаве — да ты бы и сам бросил свою девушку ради Ойкавы. Шоё полагал, что пасующий Ойкава у всех волейболистов Мияги их возрастной группы невольно оказался одной из первых эротических фантазий.
— Так Куроо — мажор, — пожал на это плечами Нишиноя. — Может, Ойкаве деньги были очень нужны.
Шоё не знал, сколько правды было в теории про «папика-Куроо», но полгода спустя кто-то увидел Ойкаву в аргентинской волейбольной лиге. Он, однако, не отыграл там и сезона, потому что получил травму, и после этого надолго пропал с радаров.
В Латинской Америке можно разместить десяток Японий, и ещё место останется, так что Шоё и не думал встретить здесь знакомое лицо. Он и узнал-то Ойкаву не сразу — когда они в последний раз виделись, капитан Сейджо был сильно уже в плечах, худощавее и бледнее. Однако кое-что не поменялось: у этого типа до сих пор был шарм того самого бисексуального мачо, ради которого можно бросить свою девушку.
Шоё загипнотизированно следил за раскачивающимся (словно маятник антикварных дедушкиных настенных часов), дилдо-Чужим, и спросил (потому что фильтра между мозгом и речевым аппаратом у него не было никогда):
— Неужели слухи про эскорт были правдой?
Ойкава выронил ключи и вытаращился на Шоё с удивлением оленя на трассе перед фурой, а затем захохотал:
— Какой ещё эскорт?
— Ну когда ты из Сендая уехал. Кенма, правда, сказал, что Куроо решил стать твоим папиком…
Ойкава аж взвыл от смеха и стал хлопать ладонью по стене, покрытой потемневшими от времени цветочными обоями. Он сказал, что его «апартаменты в фавелах» оформлены в стиле «ретро-гранж», что, видимо, на риэлторском означало «старомодная засраная халупа в жопе мира, зато за дёшево». Ну, если на подоконнике у него тоже стояли фаллические инсталляции, его вполне могли обходить стороной местные любители легкой наживы через форточку.
Всё ещё хохоча, Ойкава подхватил пакеты из бистро и прошёл в комнату, которая служила и кухней, и спальней, и гостиной, с потолком, который можно было бы назвать традиционно японским, потому что по местным меркам он был низковат, и единственным окном, прикрытым болотно-тошнотными занавесками. На подоконнике членов не оказалось, вместо них потенциальных взломщиков отпугивала латексная садо-мазо маска.
— Я попросился к нему пожить, Куро-чан не отказал, — качая головой и всё ещё хихикая, сказал Ойкава и опёрся бедром о стол, сложив руки на груди.
В полумраке этих «ретро-гранж апартаментов», даже в футболке с дурацким принтом, в шортах, с влажными от пота, липнущими ко лбу волосами, он был похож на героя какого-нибудь хичкоковского триллера: мрачный, порочный, влажная фантазия всех женщин репродуктивного возраста.
Шоё щёлкнул выключателем одного из боковых светильников, рассеивая мрачную атмосферу, и лицо Ойкавы потеряло угловатость, превратившись из тёмного, мистического произведения искусства во что-то светло-возвышенное, из Микеланджело.
(На этом моменте Шоё захотел отвесить себе подзатыльник, а ещё больше — засранцу Факундо, который пять вечеров подряд таскал его на документальную серию фильмов об истории искусств.)
— Приземляйся, — дружелюбно хмыкнул Ойкава, кивая в сторону дивана и толкая в сторону Шоё бутылку с ледяной содовой из дребезжащего холодильника.
Шоё поймал бутылку и приземлился. На низком столике у противоположной стены притягивала взгляд полусобранная коробка с местными сувенирами и уже выведенным на боку адресом: Сендай, для Ойкавы Такеру.