Шоё потом не вспомнил бы, что он там вытворял ногами. И не вспомнил бы не потому, что в нём радуга из коктейлей плескалась, а потому что в какой-то момент Карлос прогнул его назад и от души так засосал.
Вот тут Шоё и прихуел. Не удивился, не изумился, не был шокирован, а откровенно так прихуел.
Но ещё больше с этой картины, видимо, прихуел вернувшийся из уборной Ойкава, потому что Шоё не узнал бы его голос, если бы не видел, как Ойкава рот открывает: таких раздражённо-злых, искренне ехидных интонаций он от бывшего капитана Сейджо не слышал вообще никогда.
— Ойка-сенпай, это что было? — жалостливо протянул Шоё, глядя то на Ойкаву, то на Карлоса.
Ойкава взял его за руку, оттащил до стойки, усадил на неё как первоклассника и прошипел:
— Сиди тихо и изображай лань, феечка коктейльная. — Вдруг маска раздражения треснула, и Шоё понял, что Ойкава на самом деле очень сильно старается не заржать. — Карлос любит играть в разлучника, и он решил, что ты моя мадемуазель. Так что я сейчас буду защищать твою честь.
Шоё увидел, как Карлос достаёт из кобуры на лодыжке нож и подкидывает его в руке, и нервно сглотнул.
— Может, я просто штаны сниму, и инцидент будет исчерпан? — предложил он, потому что перспектива кровопролития его совсем не привлекала.
— Не смей, — резко оборвал его Ойкава. — Ты хоть представляешь, что тут тогда начнётся? Сиди тихо, я сказал.
…судя по всему, Ойкава всё это время таскал в кармане армейский складной нож, да ещё и неплохо знал как им пользоваться. По крайней мере к Карлосу он подходил спокойным шагом, будто на корт шёл. Бразильцы оказались безумцами: кто-то завопил, что будет драка, но никто не стал звать полицию, только народ сбежался поглазеть на поножовщину (даже бармен пробрался вперёд и, кажется, собирался ставить деньги на то, кто победит), и они быстро закрыли Шоё обзор. Чуть пошатываясь, Шоё взгромоздился на стойку из ящиков с ногами, потому что, возможно, ему потом придётся давать показания. И рассказывать Куроо и Иваидзуми, какой бесславный конец настиг Ойкаву Тоору в трущобах Рио-де-Жанейро.
Оказалось, беспокоился он напрасно.
Во-первых, в отличие от Карлоса, Ойкава не пил (ходили слухи, что он по пьяни засосал Ушиваку, и после этого к алкоголю поклялся не притрагиваться больше никогда).
Во-вторых, он пару раз прищёлкнул пальцами музыкантам, те что-то поняли, вжарили какую-то специфичную ритмичную мелодию, и Ойкава стал утанцовывать от выпадов Карлоса так, будто очень даже хорошо понимал, что делает.
Меланхолично куривший трубку исполинского роста абсолютно седой дед, готовивший те вкуснейшие креветки, из-за которых Шоё с Ойкавой так надолго застряли в этом заведении, фыркнул, поманил Шоё пальцем и, когда тот склонился, проговорил по-португальски:
— Твой querido где-то учил капоэйру. Двигается как сраный кальмар на героине, позорище, но его соперник — вообще говно на палочке. Исход очевиден. О, а вот это неплохо было.
Ойкава, получив длинную, но неглубокую царапину на груди, когда Карлос удачным выпадом рассёк одну из его любимых футболок с Хищником, извернулся волчком, опёрся свободной рукой о бетон, пяткой выбил у Карлоса его нож, а затем молнией оказался с ним нос к носу и уперся концом своего ножа ему в шею, прямо где бился пульс.
Шоё видел его профиль. В азарте игры, на волейбольной площадке, он видел на лице Ойкавы похожее выражение. Только тогда азарт был настоящим. А здесь Ойкава хорошо, талантливо, не знаешь — не поймёшь, но играл роль.
Он не волновался, не сомневался, ему было дико смешно, но он пытался это скрыть.
Он сумасшедший!
Приняв капитуляцию Карлоса, Ойкава вскинул руки со своим кокетливым «ю-ху!» и направился к резко протрезвевшему за последние пять минут Шоё.
— Ну что, цветок моего сердца, пошли, — хмыкнул Ойкава, подавая Шоё руку, чтобы помочь спуститься со стойки. — Хочешь, как принцессу понесу, пьянь ты малолетняя?
Шоё спрыгнул на землю и покачал головой.
— Домой пора. Кхал Дрого, блядь.
Ойкава, помахав аплодировавшим зрителям и своим аргентинским приятелям, спрятал нож, закинул руку Шоё на плечи, словно он реально был его девчонкой, и с гордо поднятой головой пошёл с ним в сторону фавел.
— У тебя есть хоть чем царапину обработать? Мало ли где там его нож был.
— Это да, так и гангреной обзавестись можно. Спокойно, у меня есть хлоргексидин, надо же мне чем-то свои резиновые члены протирать.
— Так ты их всё-таки используешь?!
— Шучу, коротыш, шучу-у!
Ойкава мягко засмеялся своим привычным ласковым тенором и улыбнулся, жмурясь, словно удачно принял особо сложную подачу, и Шоё снова почувствовал тепло объятий милой мамочки.
И чего они с Кагеямой не поделили? Шоё смотрел снизу вверх на подсвеченный уличными фонарями профиль Ойкавы и думал, что воевать с ним — всё равно, что драться с альпакой. Или там… капибарой. И смех, и грех.
— Знаешь, у меня так давно не было секса, — вдруг задумчиво протянул Ойкава.
— Неделю? — хмыкнул Шоё, хотя мысленно подобрался.
— Бери выше: три!
— Кошмар. — Несмотря на транслируемое Ойкавой чувство спокойствия и гармонии, Шоё начал нервно подёргивать пальцами в волнении, как перед особенно сложным пасом.
— Так вот, — Ойкава задумчиво скосил на него взгляд. — Когда мы обработаем мои боевые ранения, может, замутим…
— БОЖЕ ДА А Я УЖЕ ДУМАЛ ЧТО ТЫ НЕ ПРЕДЛОЖИШЬ! — заорал Шоё, и тут же закрыл рот рукой, потому что вышел перебор.
— …с теми девчонками из кофейни вниз по улице, — закончил предложение Ойкава с круглыми от удивления глазами.
Шоё уткнулся взглядом в свои грошовые тапки с цветочками, зная, что краснеет и бледнеет не хуже хамелеона, но выдавил из себя:
— Эм, да. С теми девочками. Конечно. Клёвая идея, сенпай.
Смешок над ухом мог означать что угодно, но у Шоё было хорошее предчувствие, и он снова вскинул голову.
Ойкава не убрал руку с его плеч. И он загадочно, словно увидев Шоё в новом свете, улыбался.
— Впрочем, — мурлыкнул Ойкава практически ему на ухо, чуть сжав пальцами плечо, — сегодня можно и без девчонок.
***
— Я окончательно тебя украл. Тобио-чан будет так зол, так зол.
— Гыгы, давай ему селфи пошлём.
— Ну только волейбольную, а не вот это вот. Я и так с его сестрой переспал…
— ТАК ВОТ ПОЧЕМУ ОН ТЕБЯ ТЕРПЕТЬ НЕ МОЖЕТ!
========== 5. Ушивака ==========
Комментарий к 5. Ушивака
нон-кон, маньячилла с подвалом (тм)
не дождалась я обложки
Когда Иваидзуми за час до матча Аргентина-Япония увидел рядом с Тоору Мамоку, то уронил челюсть. Тоору его, в принципе, понимал: он не думал, что сестренка его простит, когда улетал из страны. К Такеру это, впрочем, не относиилось, и приезжать в Токио, даже просто чтобы поздороваться с дядей, он категорически отказался.
— Мамока-сан?!
— А, привет, Ива-кун, — растянула губы в зубастой улыбке Мамока, и как же Тоору по этому скучал. — Вот вы, кони, вымахали.