Как мы увидим, такое недальновидное использование великих национальных нарративов, к сожалению, довольно часто встречается в истории инегалитарных режимов. Во Франции миф об эгалитарной исключительности и моральном превосходстве страны часто служил для маскировки собственных интересов и национальных неудач, будь то оправдание колониального правления в XIX и начале XX века или вопиющего неравенства в современной французской системе образования. Подобный интеллектуальный национализм мы найдем и в США, где идеология американской исключительности часто служила прикрытием для неравенства и плутократических излишеств в стране, особенно в период 1990-2020 годов. Не менее правдоподобно, что подобная форма исторического самоудовлетворения вскоре возникнет и в Китае, если уже не возникла. Прежде чем обратиться к этим вопросам, нам необходимо продолжить изучение трансформации европейских приказных обществ в общества собственности, чтобы лучше понять множество возможных траекторий и точек переключения.
Капитализм: Проприетаризм для индустриальной эпохи
Прежде чем продолжить, я также хочу прояснить связь между проприетаризмом и капитализмом, как я ее вижу для целей данного исследования. В этой книге я решил сделать акцент на идеях собственнической идеологии и общества собственности. Я предлагаю рассматривать капитализм как особую форму, которую собственничество приняло в эпоху тяжелой промышленности и международных финансовых инвестиций, то есть, прежде всего, во второй половине девятнадцатого и начале двадцатого веков. В целом, говорим ли мы о капитализме первой промышленной и финансовой глобализации (в Belle Époque, 1880-1914) или о глобализированном цифровом гиперкапитализме, который начался около 1990 года и продолжается по сей день, капитализм можно рассматривать как историческое движение, которое постоянно стремится расширить границы частной собственности и накопления активов за пределы традиционных форм собственности и существующих государственных границ. Это движение зависит от достижений в области транспорта и связи, которые позволяют ему увеличивать объемы мировой торговли, производства и накопления. На еще более фундаментальном уровне оно зависит от развития все более сложной и глобализированной правовой системы, которая "кодифицирует" различные формы материальной и нематериальной собственности, чтобы как можно дольше защищать права собственности, скрывая при этом свою деятельность от тех, кто может захотеть оспорить эти права (начиная с людей, которым ничего не принадлежит), а также от государств и национальных судов.
В этом отношении капитализм тесно связан с проприетаризмом, который я определяю в данном исследовании как политическую идеологию, основной целью которой является обеспечение абсолютной защиты частной собственности (понимаемой как универсальное право, открытое для всех, независимо от прежнего статусного неравенства). Классический капитализм эпохи Belle Époque является переростком собственничества эпохи тяжелой промышленности и международных финансов, так же как сегодняшний гиперкапитализм является переростком эпохи цифровой революции и налоговых убежищ. В обоих случаях новые формы владения и защиты собственности были созданы для защиты и расширения накопленного богатства. Тем не менее, разграничение между собственничеством и капитализмом имеет смысл, поскольку идеология собственничества сложилась в XVIII веке, задолго до появления тяжелой промышленности и международных финансов. Она возникла в доиндустриальных обществах как способ преодоления логики трифункционализма в контексте новых возможностей, открывшихся в результате формирования централизованного государства с новой способностью выполнять королевские функции и защищать права собственности в целом.
Как идеология, проприетаризм теоретически может применяться в преимущественно сельских общинах с относительно строгими и традиционными формами собственности, чтобы сохранить их. На практике логика накопления имеет тенденцию побуждать проприетаризм к расширению границ и форм собственности до максимально возможного предела, если только другие идеологии или институты не вмешаются, чтобы установить ограничения. В рассматриваемом нами случае капитализм конца XIX - начала XX века совпал с ужесточением собственничества в эпоху тяжелой промышленности, которая стала свидетелем растущей напряженности между акционерами, с одной стороны, и новым городским пролетариатом, сосредоточенным в огромных производственных единицах и объединившимся против капитала, с другой.