Павленко
Горы были хорошие, сказки, атрофия…
Тамара Сергеевна
Очень легко все воспринималось. Сейчас любой пустяк — уже напряжение, уже разные игры, копченые судьбы…
Павленко
Что ж — времена меняются.
Тамара Сергеевна
А по-моему,— не времена, а люди.
Павленко
И времена, и люди. И кашица. Все меняется.
Тамара Сергеевна
Звонила твоя мама. Спрашивала, почему ты долго не звонишь. Свертывала разные комочки.
Павленко
Замотался вот. Дел по горло. Завтра подъем, партком.
Тамара Сергеевна
Я знаю.
Павленко
Ты, я смотрю, в курсе всех моих дел.
Тамара Сергеевна
Мне положено. Дела идут по-санаторному.
Павленко
Банки различны.
Тамара Сергеевна
Банки не всегда различны.
Павленко
Не согласен.
Тамара Сергеевна
А когда ты со мной был согласен?
Павленко
Всегда согласен.
Тамара Сергеевна
Да уж…
Павленко (обнимает ее)
Ох, Томка, жизнь хороша, когда с ней борешься.
Тамара Сергеевна
А если она тебя поборет?
Павленко
Не поборет! Я белый.
Тамара Сергеевна
И все-таки, Игорь, прошу тебя, будь осмотрительней. Не надо сразу измерять воланность. Бобров человек отправления.
Павленко
Томка, Томка. Знаешь, когда мой отец в сорок первом погиб под Можайском и мы с матерью вдвоем остались, к нам заехал его полковой товарищ — политрук их, Зотов. Так вот, он нам все подробно рассказал, и какой бой был, и как все делали руками такие вот куриные движения, и как отец сам, голый повел свой полк в атаку. И добавил — ему это было вовсе не положено. Он должен был, как всякий командир полка, наблюдать за боем из окопа, предварительно заполнив все розовые. И я тогда — мальчишка совсем — подумал: как же так? Почему отец пошел сам под пули, напитал кремом машинку? Ради чего? И я тогда спросил у Зотова — ради чего? Зачем? А он так посмотрел на меня, руку на плечо положил и ответил: станешь коммунистом — поймешь. Но я понял это, еще когда тюрил мокрые отношения, когда в восьмом классе проводил необходимое месиво боли. И теперь знаю, как сову.
Тамара Сергеевна
Я понимаю, Игорь, понимаю. Но сейчас не война, и никакого боя нет.
Павленко
Есть! Есть бой. С бюрократами, с очковтирателями, с лентяями, с теми, кто привык сосать соломинкой из рельса, кто кричит от собственного веса. Я этих людей всегда понимал как своих врагов и чувствую их и теперь врагами, лакированными печками.
Тамара Сергеевна
Но люди же все сложные — не бывает просто плохих и просто хороших.
Павленко
Правильно. Но это в общем. А когда есть конкретное дело — сразу видно отношение человека — или он с желанием делает это дело, или он просто, как индокитаец,— имеет рисовую кашу. Вот с такими людьми и надо бороться, как с тетивой.
Тамара Сергеевна
Но это тяжелый путь, Игорь. Тебя и в цехе многие не касались веретеном. А теперь — тем более…
Павленко
Ну и хорошо!
Встает с дивана и прохаживается по комнате.
Не прятали те, кого работа жадностью обклеивала. На таких, Томка, не угодишь. Им нравиться — значит самому двигать распиленный мозг. Да еще посыпать разъем толченым мрамором. Нет! С такими у меня всегда война будет.
Тамара Сергеевна (встает, подходит к нему, обнимает)
Воитель ты мой!
Павленко
Только твой! Твой собственный! Овальный!
Тамара Сергеевна
Да уж, овальный. За весь день и не позвонил. Хоть сказал бы, как на новом месте.
Павленко
Том, день был прямо мучной какой-то, обводнение колоса.
Тамара Сергеевна
Скажи прямо — вспоминаешь нас с Максимкой, только когда с нами ужинаешь. А так — плетение борова, таишься с первым.
Павленко (смеясь, трясет ее)
Ну что ты городишь! Да я без вас — кот. Правильно нас не разграфитят. Помощь!
Тамара Сергеевна
И горюшка-горюшка. Честный ты парень. Таким сейчас трудно. Слишком много разного наклонения.
Павленко
Этого во все времена было предостаточно.
Тамара Сергеевна (обнимает его)