— Ты, Валера, про эти крохи лучше не вспоминай, — сказал прокурор раздраженно. — Ты лучше нас не зли.
— Ты же понимаешь, что если туда попадешь, то… — многозначительно сказал Николай Николаевич. — В камерах душно, накурено, а у тебя же астма, вроде?
— Астма… — выдавил Герцин.
— Ну вот, — сказал Николай Николаевич, — можно просто заснуть и не проснуться.
— Что же ты, мать твою, — злобно говорил обкомовец, — за болван такой? Что вы за люди?! Третий ты на моей памяти, все начинаете хапать, как в последний день. А на тебя виды были, Валера, серьезные виды. Всех подвел! Столько лет воруете, концы прятать в воду не научились! Но это все лирика. Что делать будем, товарищи?
— А что делать, — пожал плечами прокурор, — о материалах минимум несколько человек знают, кроме нас. Так что, сжечь в камине мы это все, конечно, можем. Но это бессмысленно. Всплывет снова и неизвестно с какой стороны. Так что, решение одно — по собственному. И я считаю, больше мы ничего сделать не можем. Это предел.
— По собственному… — сказал Николай Николаевич.
— Согласен, — подтвердил обкомовец. — Завтра чтобы к восьми ноль-ноль был у нас. С заявлением.
Потом наступила небольшая пауза, шуршали бумагами и чего-то шептали.
— Вот это внесешь Лене, — сказал обкомовец. — Штраф. Тоже завтра, Леня пришлет человека, передашь. И благодари бога, что легко отделался.
— Вместо стенки — легкий штраф и переход на другую работу, — сказал прокурор. — Это ж как подарок!
— Считай, второй раз родился, — подтвердил Николай Николаевич. — У тебя там кооперативы, вроде бы? Вот и иди в частную лавочку, самое место. А самое лучшее, Валера, закрыть тебе все дела и уезжать. Сложно тебе теперь будет здесь работать. Сам же понимаешь?
— Хорошо, что в чужие руки не попало, — еще раз сказал обкомовец. — Владимир Иванович, вам благодарность от нас всех, сами понимаете. Я доложу Ивану Ивановичу об обстоятельствах дела.
— Как же иначе? — сказал папенька. — Одно же дело делаем.
— Ну все, — объявил обкомовец, — Пора, товарищи, по домам. День был тяжелый… Непростой!
Товарищи разошлись, а отец вызвал на ковер меня.
— Ты, Алексей, чтобы о случившемся никому ни слова. Понимаешь? И этот Лисинский… Ему доверять нельзя. Так что, ничего не было. Понял?
— Понял, — подтвердил я.
— Вот и прекрасно, — подобрел папенька. — Лучше держаться подальше от этого всего.
На следующий день с утра я поспешил в кафе «Уют», где договорился встретиться с Евгением Михайловичем. Он был на месте — сияющий и торжествующий, похоже, что уже все знал.
— Огромное вам спасибо, Алексей! — сказал он. — Вы с вашим отцом не только нам, вы всему городу услугу оказали. Может теперь хоть иногда мясо будет не только на рынке и в чебуречных, но и на прилавках магазинов!
— Вы уже все знаете? — спросил я.
— Кое-что знаю, — Евгений Михайлович подмигнул мне, — а кое о чем догадываюсь. Но вообще знаю, что все хорошо закончилось. Для всех хорошо. И, как я говорил, наша благодарность будет велика. Начнем вот с этого. — Евгений Михайлович придвинул ко мне перехваченный резинкой газетный сверток.
— Что это? — спросил я, хотя догадывался, что там внутри.
— Берите, молодой человек, — сказал ласково Евгений Михайлович, — это вам лично. За оказанную услугу. Ни в коем случае не вашему отцу. Я же все понимаю! Лично вам.
Конечно, я боялся подставы, но искушение было слишком велико. Я засунул газетный сверток в сумку — будь что будет!
— И правильно! — похвалил меня Лисинский. — Но вы не подумайте, что это все. Нет! Я еще рассчитываю с вами вести дела. Вы же не хотите удовлетвориться одним видеосалоном, не правда ли?
— Мы думали расширяться, — признался я.
— Самое время! — назидательно сказал Евгений Михайлович. — И мы еще об этом поговорим. А сейчас, я прошу меня извинить. Дела!
Мы тепло попрощались, довольные друг другом, и я отправился в видеосалон. Там я развернул газетную упаковку. Две пачки сторублевок, по пять тысяч рублей каждая. Десять тысяч. Признаться, я был впечатлен. Это было едва ли не больше, чем я заработал за год. Полученные деньги окрыляли и приятно возбуждали. Вот теперь можно было купить машину, и не какой-нибудь «Москвич», а что-нибудь нормальное. На себя можно не оформлять, откроем кооператив, оформим как кооперативное имущество. Но точил и червячок сомнения. Лисинский — хищник. Самый натуральный. Акула, которая сожрет и не заметит. Я, конечно, ему был полезен, но… это было сегодня. Завтра все может быть совершенно иначе.