Когда все разошлись, Евгений Михайлович пригласил меня, так сказать, за кулисы — в подсобку. В подсобке, к удивлению моему, было даже уютнее, чем в зале — два удобных кресла, какой-то старинный журнальный столик и две чашки дымящегося кофе на нем.
— У меня к вам небольшое дело, молодой человек, — очень серьезно сказал Евгений Михайлович. — Небольшое, но важное.
— Слушаю вас внимательно, — сказал я.
— Устройте мне встречу с вашим отцом, — сказал Евгений Михайлович и выжидающе посмотрел на меня. — Сможете?
Я задумался немного, а потом сказал:
— Хотелось бы немного больше контекста, Евгений Михайлович.
Он пожал плечами.
— Какой контекст? Мне нужно всего минут десять времени. И чтобы ваш отец меня выслушал. Все, более ничего. За эту услугу я буду очень благодарен. Очень.
— Послушайте, Евгений Михайлович, — развел руками я, — на встречу втемную отец не согласится, это точно. Сначала я должен буду хотя бы в общих чертах ему рассказать, о чем пойдет речь.
Я, впрочем, вовсе не был уверен, что папенька согласится встретиться с бывшим цеховиком, слишком уж из разных миров они были.
— Так что же, вы хотите, чтобы карты на стол? — прищурился на меня Евгений Михайлович.
— Я ж не говорю — весь расклад покажите. Я говорю — хотя бы в общих чертах, чтобы было понятно, о чем речь идет.
Евгений Михайлович задумался.
— Ну хорошо, — сказал он. — Тогда слушайте. Есть такой человек — Валерий Александрович Герцин. Слышали, возможно?
— Слышал, — подтвердил я.
— И этот человек… как бы это сказать покорректнее… очень некрасиво себя ведет в последнее время. Люди недовольны.
Я кивнул, изображая понимание.
— Все сгреб под себя, все схемы людям поломал, — Евгений Михайлович тяжело вздохнул. — Я его с детства знаю, и отца его, покойного Сашу Герца хорошо знал, светлый человек был и мудрый. А вот сын не в него пошел, совсем не в него.
— И? — прервал лирическое отступление я.
— Говорю суть, — сказал Евгений Михайлович. — Свою должность он использует для того, чтобы осложнить людям жизнь. Людям это не нравится, жизнь и так сложная. Люди хотят, чтобы Валера Герц ушел с должности. Ваш отец, насколько нам известно, Валеру Герца недолюбливает.
— Что есть, то есть, — согласился я. — Но навряд ли он вам…
— Подождите, молодой человек, — вскинул ладонь Евгений Михайлович. — Не спешите. У людей есть на Валеру Герца материал. Хороший и разный материал! Есть документы, фото, магнитофонные записи. И есть ваш отец — партийный работник, который известен людям, как человек принципиальный и честный. Нам нужно, чтобы эта принципиальность включилась. Вы понимаете? Мы готовы предоставить вашему отцу материалы при условии, что он даст им ход. Вот и все.
— И никаких дополнительных условий? — спросил я.
— Абсолютно! — заверил меня Евгений Михайлович. — Даже более того, мы будем вам очень благодарны. Понимаете?
— И вам все равно, кто придет на его место?
Евгений Михайлович хитро улыбнулся.
— Это уже совсем другой расклад, молодой человек.
— Ладно, — сказал я, — сделаю все, что смогу.
На этой оптимистической ноте мы распрощались с Евгением Михайловичем.
Папенька мой в последнее время был задумчив и рассеян. Чаще чем прежде возвращался с работы слегка выпивши. Одним словом, было видно, что переживает он сейчас не лучшие времена.
Я подошел к нему с разговором этим же вечером.
— Ко мне обратился с просьбой один человек, — сказал я. — Ему очень нужно встретиться с тобой. Лично.
— Что за человек? — спросил папенька рассеяно.
— Евгений Михайлович Лисинский! — выпалил я.
Папенька наморщил лоб.
— Лисинский… Лисинский… Не припоминаю. А чего он хочет?
— Он хочет передать какие-то материалы, — сказал я. — Документы о деятельности Валерия Александровича Герцина.
— Герцина? — вскинул брови папенька. — А почему ко мне? Почему не в милицию, не в прокуратуру?
— Боится в милицию, — сказал я, — а тебя считает честным человеком. Хочет документам ход дать. А что, разве неправильно считает?
Папенька молчал. Думал долго и сосредоточенно. А потом сказал мне:
— Сын! Я хочу предупредить тебя на будущее. Предупредить, чтобы ты не связывался с этим… с этой грязью! Я скажу тебе прямо — такие вещи могут быть опасны. Очень опасны. У тебя вся жизнь впереди, Алексей. А я-то знаю, как легко все сломать, я видел.