Я пожимаю плечами.
— Ничего особенного. Нормальная нравственная дилемма. Один не очень хороший человек предлагает заработать большие деньги с ним в компании. Пока что во мне борются брезгливость и жадность. И пока у них боевая ничья.
— Этот не очень хороший человек — преступник? — спрашивает она. Лицо у нее очень серьезное.
Я пожимаю плечами. Преступник ли Петр Петрович? Черт его знает… С точки зрения советских кодексов — преступник. С точки зрения нравственности… здесь все сложнее. Сам для себя, по всей видимости, Петр Петрович решил, что ограбить тех, кто ограбил родное государство — не зазорно. Впрочем, он может быть и вовсе не склонен к какой-либо рефлексии.
— Смотря как посмотреть, — говорю я. — Я не судья, чтобы признавать преступником. Для меня это человек, с которым я не хотел бы иметь дела. Но, кажется, придется.
— И на кону действительно большие деньги? — спрашивает она.
— Действительно большие.
— Знаешь… — говорит она серьезно. — Я бы выбрала деньги.
— Да, да, я читал, — улыбаюсь я. — Это у Пушкина было же: «Плюнь да поцелуй злодею ручку»…
— У большинства, — говорит она, — даже возможности такой нет — выбирать. А большие деньги… почти никто и не видел, как они вообще выглядят!
Я улыбаюсь и говорю:
— Поехали ко мне…
На следующий день с утра мне позвонил отец:
— Заедь.
Это означало, что заехать нужно как можно быстрее, лучше — сию секунду. Телефонные разговоры отец недолюбливал, считал телефон большим злом и предпочитал общение глаза в глаза.
Я завез Леру в институт к началу первой пары, а сам отправился к родителям.
Родители за последний год сильно сдали. Особенно отец — что-то в нем надломилось, он будто ко всему потерял интерес, расклеился… Обычно он пропадал на работе с утра и до позднего вечера, а сейчас старался пораньше вернуться, чтобы сидеть с газетой в кресле или смотреть телевизор…
— Совсем редко бывать стал, — упрекнула меня мать. Я виновато развел руками:
— Работа и учеба… Дел невпроворот!
— То-то ректор говорит, что в институте тебя совсем не видят… — укоризненно сказала она.
— Ректор преувеличивает, — улыбнулся я. — Отец у себя?
— У себя. — Она махнула в направлении кабинета.
Отец еще только собирался на работу — как известно, начальство не опаздывает, но задерживается. Он был хмур, как это бывает по утрам с любым нормальным человеком, но при этом — настроен доброжелательно…
— Приехал? Садись. Рассказывай, что у тебя нового.
Я уселся в кресло и с некоторым недоумением посмотрел на отца.
— У меня все нормально, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал как можно увереннее.
— Да? — спросил он недоверчиво. — А почему Николай тобой интересуется?
— Николай?
— Да, Николай Николаевич, полковник.
Да, Николай Николаевич — старый отцов товарищ и начальник городской милиции, время от времени выручал нас. Начиная от давней истории, когда мы случайно попали под раздачу во время показательной борьбы с видеосалонами и заканчивая «спуском на тормозах» дела наших друзей-штангистов. Что характерно, старый мент был совершенно равнодушен к деньгам, но отблагодарить мы его все равно смогли — презентовали милицейскому управлению компьютер. Который, как и полагается, стал памятником себе — с работой на компьютере у сотрудников не ладилось.
— В каком смысле — интересовался? — спросил я.
Отец пожал плечами.
— Понятия не имею. Попросил передать, чтобы ты подъехал к ним, в управление. Вот, я передаю. И заодно интересуюсь — чего натворил? Лучше сразу мне скажи. Такие вещи лучше сразу…
— Да ничего я не творил! — возмутился я. — Да если бы я натворил чего, то Николай Николаевич тебя бы первого в курс ввел!
— Вообще-то, да, — сказал отец. — Так значит, ничего такого не происходило?
— Ничего! — заверил я.
— И на твоей… работе? Как там у вас обстоят дела, кстати?
Я ответил, стараясь говорить как можно аккуратнее:
— Дела идут. Пленку производим и отправляем в торговую сеть. Народ покупает. Кстати, уже не так хорошо, как раньше, привыкли, что всегда в наличии. Наверное, будем на другие области выходить…
— Это хорошо, — кивнул отец. — Если делу на пользу, то какая разница — частник или не частник?.. Главное, чтобы дело делалось! Вот у вас я вижу, делается! Но к Николаю заедь, вот прямо сегодня! Может у него срочное что!
— Заеду, — пообещал я.
— А сейчас — извини, — сказал отец. — Мне пора. Да и тебе тоже.
Я пожелал ему хорошего дня, а сам задумался — что там еще понадобилось Николаю Николаевичу?..
Прямо от родителей я отправился в милицию.
Кабинет Николая Николаевича был скромен, казенен и неуютен. Он пах старыми бумагами, табаком и одеколоном «Саша», а из украшений в нем только и было, что бюст Дзержинского и портрет Горбачева над рабочим столом. Николай Николаевич принял меня приветливо, но в кабинете разговаривать не захотел, предложил прогуляться. Мы прохаживались по небольшому скверу и разговаривали.
— Молодец, что приехал так быстро! — похвалил меня Николай Николаевич. — Как жив-здоров, рассказывай!
Ох уж мне эти вступительные слова…
— Все в порядке, — сказал я. — Работаем потихоньку… А что случилось, Николай Николаевич? Отец сказал, чтобы я к вам срочно заехал…
Николай Николаевич поморщился.
— Да ты не спеши… Ничего пока не случилось, просто поговорить хотел с тобой. Предупредить.
— О чем? — опешил я.
Николай Николаевич пошелестел бумагами.
— Помнишь, ты меня просил за этих парней… спортсменов?
— Конечно, помню, — сказал я.
— А ты их вообще откуда знаешь? — Николай Николаевич внимательно смотрел на меня. Мне стало неуютно.
— Хорошие знакомые, — сказал я. — Мы им помогали в делах, они нам помогали. Да нормальные ребята…
— Нормальные… — задумчиво сказал Николай Николаевич. — Видишь, Алексей, какое дело… Я в ваши дела нос совать не собираюсь. Но вот какая штука… Есть у нас особое управление… Шестое управление. У них все серьезно — занимаются организованной преступностью. Читал, наверное, в газетах что-то такое?
— Что-то читал… — сказал я со вздохом. Вот уж, что называется, не было печали…
— Ну вот, значит понимать должен, — сказал Николай Николаевич. — Я-то для чего всю эту беседу завел?.. По данным шестого управления эти твои спортсмены входят в организованную преступную группу.
— Преступную? — улыбнулся я.
Но Николай Николаевич сурово перебил меня:
— Погоди! Я тебе больше скажу — в оперативных данных время от времени всплывает название кооператива «Астра». Ты там директором значишься?
— Так точно! — сказал я.
Николай Николаевич неодобрительно покачал головой.
— Ну вот и думай. В том числе — о круге общения… И вообще…
Я театрально скрестил руки на груди.
— Николай Николаевич! Вы же знаете — мы никогда ничего такого… Торговля, перепродажа всякая — это да! Но чтобы что-то совсем плохое, чтобы уголовщина — мы к такому на пушечный выстрел не подойдем! Мы современной техникой предприятия снабжаем, хоть у любого директора спросите — нас все знают! У нас репутация! Это ваших сотрудников кто-то в заблуждение ввел.
— Ну-ну… — Николай Николаевич смотрел на меня с недоверием. — Я, кстати, нашим так и сказал, что вы порядочные ребята. Спортсменам помогаете, детскому дому — это вообще святое. Но, смотри, Алексей…
— А братья эти, Николай Николаевич… Да какие они преступники, тем более организованные? Они — наоборот!
— Знаю я это наоборот, — сурово сказал Николай Николаевич.
Но меня понесло.
— Нет, ну сами посудите! Они, по сути, одну с вами работу делают — защищают мелких кооператоров от уголовников. Охранные услуги!
— Это называется рэкет. И за такое сейчас судят. В общем, Алексей, мой тебе совет — ведите себя тише воды, ниже травы. И этим приятелям своим передай, чтобы осторожно. Ты меня понял?