Единство, выкованное в борьбе за религиозную и политическую свободу, создавало институциональные связи между элитными семействами, которые держались столетиями после того, как независимость была завоевана. Акционерные компании и договоры о соответствии обеспечили каждому семейству максимальное достижение его интересов только в рамках существующих родовых сетей, инвестиционных фирм и политических институций. Религиозная, гражданская и классовая культура выражалась через практику строительства и поддержания социальных альянсов.
Идеология и интересы неразличимы порознь при анализе, когда они сливаются в практике элиты. Это истинно для голландских олигархий, как и для протестантов и Католической лиги во Франции XVIII в., для католиков и различных протестантских групп в Англии в столетие после Реформации Генриха и для разных партий в периоды революций как в Англии, так и во Франции. Как в Италии и Нидерландах, французские и английские элитные семейства перемешивались через браки со своими союзниками по вере и политике. Семейства вкладывали свой политический и финансовый капитал в религиозные должности, связывая безопасное будущее своих наследников с установлением религиозной свободы по желанному образцу. Союзники Фронды во Франции, гражданской войны и революции 1789 г. в Англии были уверены в лояльности друг друга по большей части потому, что они были связаны узами патроната через религиозные должности.
Союзы не разрывались во времена гражданских войн, революций и других смертельных опасностей, потому что они строились на основании общих интересов, которые выражались в терминах культуры, а также на основании общих идеологических догм, которые проводились в жизнь, когда единоверцы и члены одной фракции или партии соединялись браками, делами или политикой, так же, как молитвой, ритуалами и обетами. Культура и идеология не подменяли собой интересы и не просто их отражали. Они были программами для построения системы общих интересов, достаточно крепкой, чтобы не дать союзникам предать друг друга, и достаточно жесткой, чтобы вынудить их вкладывать в общее дело свой материальный и человеческий капитал.
Индивидуумы рациональны, когда играют по высшим ставкам. Они хотят сохранить или, если это возможно, улучшить свои условия жизни. Люди, как общественные животные, в своих способностях находить рациональные пути и следовать им ограничены комплексностью паутины социальных отношений, внутри которой они живут. Эта комплексность затрудняет видение, не дает разглядеть до конца, как лучше всего удовлетворить свои интересы. Комплексность также ограничивает возможности по улучшению социальной ситуации.
У неэлит, как мы видели на протяжении всей этой книги, возможности для эффективной действенности гораздо более узкие и редкие, чем у элит. Действенность элит была строго ограничена в феодальной Европе до Реформации. Возможности для эффективной действенности расширились с Реформацией, хотя они оставались весьма специфическими и сильно зависели от создания сети союзников, в число которых часто входили и элиты, и неэлиты.
Когда элиты принимались действовать, они запускали цепь событий, которые производили изменения, непредсказуемые и незапланированные. Социальные ресурсы элит одной эпохи имели ограниченное значение, когда она завершалась, во время и после гигантских и неожиданных социальных изменений. Идеологические и культурные ресурсы всегда помогали удержать союзников, но часто бывали бесполезны, когда требовалось проложить стратегический курс через революцию[276].
Переход от феодализма к капитализму—важная тема для исследования потому, что очень многое в нынешней социальной реальности было выковано во время этой великой трансформации. Мы никогда не сможем понять наши собственные возможности для совершения перемен и не сможем определить оптимальное место и время для социального действия, не зная, как фундаментальные изменения происходили в прошлом. Мы должны признать, что элиты в Европе раннего Нового времени, а сейчас и по всему капиталистическому миру почти всегда были адептами сохранения социальных институций, необходимых для защиты их интересов. Изменения начинались, когда обострялись элитные конфликты. Фундаментальная трансформация случалась тогда, когда неэлиты были способны войти в союз с элитными фракциями и добиться уступок, которые давали долгосрочные права всем победителям.
276
Эта истина находит свое отражение в словах Артура Стинчкомба (Arthur Stinchcombe, 1965) о том, что социологи должны ограничиваться объяснениям революционных ситуаций, а не результатов революций, так как слишком многие переменные влияют на то, кто получит власть в конечном итоге. По этой причине результаты слишком случайны, ненадежны и непредсказуемы, в то время как революционные ситуации более просты и проистекают из определяемых причин.