Сталин высмеивал многие «фантазии» Троцкого, например, требование начать строительство Днепрогэса. Построить Днепрогэс, — говорил он, — это всё равно, что дать крестьянину иголки от патефона без самого патефона. И, тем не менее, многие высказанные Троцким идеи, как будет показано ниже, Сталин впоследствии воплотил в жизнь, иногда взяв их целиком, а иногда выделив, как принято говорить, содержавшееся в них «рациональное зерно». И всё же Троцкий был идеолог, но не реальный политик, для которого очень важно уметь налаживать отношения с людьми, идти на компромиссы, повседневно отслеживать обстановку, учитывать соотношение сил, если надо — выжидать, когда настанет момент для решающего удара. Этих качеств у него не было вовсе. Но роль Троцкого — это отдельная тема, которую я в данной главе не могу развивать.
Читатель может спросить, а почему же я не писал об этом в двух предыдущих главах данной работы? Потому что там об этом говорить было рано.
Первая глава была посвящена показу отступления Ленина от линии на строительство социализма к государственному капитализму и к нэпу. Троцкий видел метания Ленина от опыта Парижской Коммуны к народнической модели, вытекавшей из лозунга «Вся власть Советам!» (но эта «пирамида Советов» была абсолютно не способной к решению общегосударственных задач), от неё к «военному коммунизму», а затем к нэповскому капитализму. Он не был согласен с Лениным, но по этим коренным вопросам открыто не выступал против него, предпочитая дать бой по таким более выигрышным вопросам хозяйственного строительства, как, например, роль профсоюзов.
Во второй главе я рассматривал концепцию Бухарина, который довёл ошибки Ленина до логического конца. Троцкий полемизировал с Бухариным, но не выкладывал всех карт, возможно, полагая, что «по воробьям из пушки не стреляют». Бухарина он просто презирал. Известен его убийственный ответ на предложение о союзе с Бухариным против Сталина: «Со Сталиным против Бухарина — да. С Бухариным против Сталина — никогда».
В настоящее сражение Троцкий вступил только со Сталиным. Это предвидел ещё Ленин, который в своём «Письме к съезду» назвал двумя наиболее выдающимися вождями партии (после него самого) Троцкого и Сталина. А ведь формально выше Сталина в партийной иерархии стоял Зиновьев (к тому же глава Коминтерна), которому поручалось делать отчётные доклады ЦК на съездах партии, с которыми прежде выступал Ленин. Имя Зиновьева присваивали городам и предприятиям, издавались тома его сочинений. И если других своих оппонентов Троцкий упрекал в невежестве, в ошибочной политике в том или ином частном вопросе, то Сталину он бросил обвинение в «термидоре», а бюрократическом перерождении партии, в предательстве дела революции. Вот почему несколько слов о Троцком надо сказать именно в этой главе.
Пожалуй, более определённо можно говорить о том, что было бы со страной в случае победы Бухарина. Очевидно, по крайней мере, что власть в СССР оказалась бы в руках сторонников кулака, индустриализация шла бы черепашьим шагом, и к началу 40-х годов современной промышленности у нас бы не было. А вероятнее всего, скоро народные массы свергли бы режим таких «большевиков», которые пытались направить движение к социализму под лозунгом «Обогащайтесь!».
Я не касаюсь деятельности Сталина в партии до 1917 года. Перед Февральской революцией Сталин находился в своей последней, четырёхлетней, ссылке, в далёком станке Курейке далёкого Туруханского края. Пожалуй, это была самая трудная полоса в его жизни. Он подходил к своему 40-летию, не имея никакой специальности, не получив законченного образования, с подорванным, как у многих профессиональных революционеров, здоровьем. Дело революции, которому он посвятил себя с юных лет, казалось, отодвинуто мировой войной на неопределённо далёкое время. Товарищи на воле его почти забыли. Вначале Ленин присылал ему несколько раз некоторую помощь. Но затем, судя по одному из его писем, забыл даже фамилию того «чудесного грузина», который занимался марксистской разработкой национального вопроса.