Путь и в самом деле был недолгим.
- Господин Ксавье де Вермон из Марселя хочет поговорить с вами, доложил немного спустя хозяину слуга.
- Из Марселя? Я не знаю никого с таким именем. Скажи господину, что завтра я охотно уделю ему некоторое время, а сегодня - очень сожалею... Нет, подожди! Пожалуй, все-таки проси его.
Парвизи не в состоянии был заниматься сейчас повседневными делами, иначе едва ли согласился бы он говорить с этим господином де Вермоном. Но незнакомец прибыл издалека, и было бы невежливо отказывать ему. О возможной выгоде, которую можно было бы извлечь из встречи с этим французом, у купца даже и в мыслях не было. Дела для него в этот момент остались на втором плане, несравненно важнее была добрая весть о приходе "Астры" в Марсель. А разговор, наверное, будет недолгим.
Француз оказался статным пожилым господином. Ухоженный, в отлично сшитом костюме, он, несомненно, занимал солидное положение в обществе. Украшения, которые он носил, - Парвизи с одного взгляда определил это, были настоящие и весьма недешевые и свидетельствовали о тонком вкусе их владельца. И носил он их к тому же как-то по-доброму скромно, ни в коей степени не кичась своим богатством. Четкие черты слегка вытянутого, узкого лица, высокий лоб, умный взгляд - все в нем внушало доверие. "Скорее человек искусства, чем купец, - подумал генуэзец. - Может быть, живописец, поэт. Или артист? Но что же в таком случае ему здесь нужно?"
- Господин Парвизи, - начал де Вермон после обмена приветствиями с хозяином дома, - я пришел к вам с особым поручением.
Значит, все же купец. Но что же это? Француз говорит вовсе не о торговых сделках. Слова де Вермона отдавались эхом в сердце Парвизи.
- Не скрою, это гнетет мою душу. Такое тяжелое поручение. Но я не могу и не хочу уклоняться от него, ибо исполнить его настоятельно просил меня один мой добрый друг из Малаги.
- Друг из Малаги? - удивленно спросил Парвизи. - Тогда вы, должно быть, знаете подробности о моих детях? Пожалуйста, господин де Вермон, расскажите мне обо всем. Извините отца за то, что он отвлекает вас от дела своими заботами. Зато после я целиком в вашем распоряжении, обещаю вам это!
- Как бы мне хотелось быть для вас вестником радости, - тихо сказал француз.
- А разве не так? Ах, не томите меня! Я не знаю, есть ли у вас дети, сыновья или дочери, к которым вы привязаны всем сердцем, иначе бы вы знали, что значит - хотеть услышать о них и до чего каждая минута промедления усиливает мое нетерпение. Ваши слова встревожили меня. Разумеется, я понапрасну так волнуюсь. Ведь самое главное я уже знаю от капитана парусника: "Астра" благополучно пришла в Малагу!
- Вам так и сообщили, господин Парвизи?
- Да. Я повторю по-французски: ""L'Astre" est bien arrive a Malaga. " Никаких сомнений. Ведь никакого иного толкования этих слов быть не может.
- А сказали вам это именно такими словами?
- Что это значит, господин де Вермон?
- Сообщение верное, только...
- Что "только"? Говорите же! - вскочил с кресла Парвизи.
Поднялся и француз. Положив руку на плечо итальянца, он заботливо усадил его обратно в кресло.
- Все вы, кто были в порту, стали жертвами роковой ошибки. Речь шла о французском паруснике "L'Astre", а не об итальянском судне "Астра". У кораблей с одинаковым именем был один и тот же порт назначения. И капитан безо всякого злого умысла сообщил вам то, что ему было известно.
- Значит, эта ваша "L'Astre" благополучно пришла в Малагу. А наша "Астра"? Господин Вермон, умоляю вас, скажите же, пожалуйста!
- Я специально прибыл из Марселя, чтобы вас утешить.
- Ради всего святого! - побледнел Парвизи. - Утешить! - повторил он. Что же случилось?
- Я тоже отец. Я понимаю, что ваше сердце содрогается от неизвестности.
- С "Астрой" несчастье?
Купец с трудом выговорил эти слова, все еще продолжая надеяться на отрицательный ответ.
- Она не пришла в Малагу.
- Захва...
- Да, захвачена корсарами.
Нависла гнетущая тишина. Наконец Парвизи собрался с духом и срывающимся, глухим голосом спросил:
- Известно ли что-нибудь об участи людей?
- Возвращавшиеся домой рыбаки нашли несколько трупов.
- Мой сын? Рафаэла? Ребенок?
Француз развел руками. О молодых Парвизи он не знал ничего.
- Захвачены корсарами! Это означает - мертвы или угнаны в рабство. Все мои близкие! Уничтожен, погас мой род! За что мне такое горе?
Ксавье де Вермон с глубокой скорбью смотрел на несчастного. Какие тут найдешь слова?
- Простите меня за плохие вести, господин Парвизи. Но по желанию нашего общего испанского друга дона Педро Авиласа вы должны были получить это известие из уст глубоко сочувствующего вам человека. Я останусь в Генуе на несколько дней и полностью в вашем распоряжении, если потребуется моя помощь.
На прощание француз протянул Парвизи руку. Итальянец пожал ее, но не выпустил.
- Вы только что предложили мне свою помощь, господин де Вермон. А что, если я уже сейчас попрошу о ней? Оставайтесь у меня, будьте моим гостем. Ваши слова свидетельствуют, что вы понимаете, какой удар меня постиг, так не отвергайте же гостеприимства дома скорби. От всего сердца прошу, скажите "да"!
- Я принимаю ваше приглашение, господин Парвизи.
* * *
Большая дорожная карета выехала с Коровьего рынка и протарахтела колесами под аркой ворот Сан-Томазо. Миновав церковь Святого Духа, прокатившись вдоль опоясывающих порт верков, она оказалась вскоре в предместье Сан-Пьетро д'Арена. Здесь кучер не сдерживал уже бег своей резвой четверки. Карета с грохотом понеслась по булыжной мостовой. Теперь шум был неопасен. В городе же необходимо было остерегаться любого стука. Правда, это не очень-то удавалось, но отнюдь не по вине кучера, а из-за щербатой, скверно вымощенной дороги. Хорошо еще, что хозяину все это вроде бы не мешало.
Карета лихо мчалась на северо-запад, в горы, в Лигурийские Апеннины. На стенках ее блестели в лунном свете гербы Гравелли. Рядом с кучером на козлах сидел Камилло. В карете же находился единственный пассажир - сам банкир. Полно, неужели этот мужчина в ветхой, заплатанной одежде и в самом деле Гравелли? Не разбойник ли это, не грабитель с генуэзских окраин? Оконное стекло в карете было опущено. Гравелли высунулся наружу и оглядел дорогу позади кареты.