В глазах де ла Виня потемнело. Победа... Какая уж тут победа! Все потеряно. Бежали секунды, минуты. Вдруг молодой француз вскочил, склонился над несчастным. И зачем только ты его тревожил, Роже? Зачем, зачем?
Он осыпал себя мучительными упреками: "Будь проклята шальная мысль, соблазнившая тебя вступить в эту отчаянную игру без совета врача и умелой помощи!"
После такой встряски больной уже никогда не придет в себя. Использовать так бездарно единственное средство!
И виноват во всем этом ты, Роже де ла Винь, ты, кому доверили больного. Что можешь ты сказать в свое оправдание? Нет, ничто не может извинить тебя.
Но я хотел спасти его, помочь, помочь!
Жалкие попытки заглушить растревоженную совесть...
Роже все еще стоял, склонившись над больным, все еще смотрел в его лицо. Юноша до глубины души был потрясен крушением своей попытки.
- Ну как он, месье де ла Винь? - спросил появившийся в саду слуга. Он только что проводил семейство Мариво и теперь вернулся.
Вопрос слуги вспугнул тяжелые, полные упреков мысли, разогнал застилавшую глаза юноши пелену. Незнакомец - Роже склонился над ним еще ниже - не был без сознания и лежал вовсе не в прежнем оцепенении. Он спал!
Его лицо стало лицом живого человека. Будто и не бывало на нем прежней каменной маски. Теперь черты его разгладились, помягчели, мелькнула даже усталая, слабая улыбка. Всего лишь мелькнула, затем губы снова плотно сжались, словно спящий боролся с неистребимой болью.
Всю ночь просидел молодой француз у скорбной постели, а на другой день в бюро не пошел, послав туда слугу с извинениями.
Больной все еще не раскрывал глаз. Но ум его работал Об этом свидетельствовала мимика.
Ни малейшего возбуждения на лице выздоравливающего де ла Винь пока не замечал. По всей вероятности, теперь-то уж он спасен. Значит, все же победа!
Напряжение ослабло. Спать, спать... Роже клюнул носом, но тут же вскинулся. Больного ни на минуту нельзя оставлять без присмотра. Пусть подежурит слуга.
- Разбуди меня сразу, если что изменится, - настрого приказал де ла Винь старому французу.
Время текло. Де ла Винь снова принял дежурство. Больной не просыпался.
Еще одна ночь. Может, влить ему в рот бульона? Нет, лучше не надо, а то еще разбудишь. Лучше не мешать ему. Говорят, что сон лечит. Сильно проголодается или пить захочет - сам проснется.
Под утро - дежурил слуга - больной пробормотал несколько слов по-итальянски.
- Месье де ла Винь, он говорит!
Роже сразу проснулся.
Это были бессвязные, непонятные слова, с долгими паузами между ними; потом больной встал с постели.
- Где я? Что со мной?
Слова звучали отчетливо, но французам были непонятны.
- Parlez-vous francais, monsieur? Je ne puis pas comprendre [Вы говорите по-французски, господин? Я вас не понимаю (фр.).].
- Да. Где я? Что со мной? - повторил он по-французски.
- Вы у друзей! Не тревожьтесь!
Де ла Винь лихорадочно соображал. Теперь вперед, теперь сорвать пелену неизвестности! Он прекрасно сознавал таящуюся в этом опасность - ведь вновь обретенная память способна преподнести больному такое, что пойдут насмарку все столь счастливо завершившиеся труды. И все же он задал вопрос:
- К сожалению, мы не имеем чести знать вас. Как ваше имя?
- Луиджи Парвизи.
- Из Генуи?
Молодой человек задрожал от возбуждения. Значит, это и в самом деле тот человек, о котором писал дядя Ксавье!
- Верно, из Генуи. Но откуда вам это известно?
- Сейчас это не важно. Но так или иначе, я очень рад был узнать ваше имя. Разрешите и мне представиться: Роже де ла Винь из Марселя, в настоящее время - служащий компании по добыче кораллов в Ла-Кале.
- Очень приятно. Ла-Каль? Как я попал сюда? Что со мной, месье де ла Винь?
- Об этом после. Вы были очень больны. И наверное, вы проголодались и хотите пить? Что вам принести?
- Пожалуйста, не причиняйте себе хлопот; мне не хотелось бы быть вам в тягость.
К ним уже спешил слуга, предусмотрительно державший в последние дни наготове разные припасы.
За едой Парвизи пытался продолжать разговор.
- Не говорите ничего сейчас, - отбивался де ла Винь. - Вам нельзя утомляться. Я говорил уже, что вы были очень, очень больны.
- Но я вовсе не чувствую себя больным. Так, легкая усталость.
- Тогда поспите еще. Я останусь с вами. И ради Бога, не волнуйтесь. Вы у друзей. Набирайтесь сил. Завтра часок-другой поболтаем. А сейчас вам нужен полный покой, синьор Парвизи.
- Позвольте только мне сказать вам еще кое-что: я так благодарен вам!
Роже радостно улыбнулся - Луиджи Парвизи спасен!
* * *
Лишь с большими трудами удалось супругам Мариво и де ла Виню удержать молодого итальянца от безрассудного поступка. Луиджи так и горел сумасбродством, несбыточными планами: прорваться в резиденцию дея и добиться выдачи жены и ребенка.
- Я должен знать, что с Рафаэлой и Ливио, - возражал он в сотый раз на деловые и успокоительные доводы друзей. - Если судьба была к ним милостива и даровала им жизнь, их во что бы то ни стало надо выцарапать из когтей этих бестий!
Мучительные страхи несчастного отца можно было понять. Да, уводить людей в рабство - гнуснейшее преступление, и оно не должно остаться без возмездия. Но как же собирается Парвизи его осуществить? В одиночку? Один против пусть и малочисленной, но организованной и сплоченной силы? Невозможно! Будь здесь Пьер Шарль, может, он сумел бы что-то посоветовать...
- Дождитесь моего кузена, Луиджи, - предложил де ла Винь. - Он великий знаток всего и всех в регентстве.
Друзья правы, полностью правы. Но, Боже, как горько ждать сложа руки! Когда вернется месье де Вермон? Пожимают плечами. Не знают.
Счастье, что маленький гордый Клод принял дружбу нового дяди. О да, Клод был очень горд. Ведь это он, он спас больного! Роза, которую он всунул тогда в его руку... Ну вы же знаете! Другого такого доброго, такого хорошего дяди вообще и быть не может. Он может нарисовать все - коня, верблюда, домики, гнущиеся под ветром пальмы, могучие корабли и маленькие рыбачьи лодки, море, когда оно ласковое и когда оно бушует, папу, маму и самого Клода. Вот он, Клод - совсем такой, каким видит себя в зеркале: смеющийся или плачущий, с растрепанными волосами и чумазой мордашкой, или красиво причесанный и чисто умытый. А еще дядя Луиджи позволяет Клоду и самому рисовать. Картины получались хоть и не такие красивые, как у дяди Луиджи, но ему нравились.