- А ну-ка, Омар, повторяй в одиночку! - потребовал он от маленького, запуганного мальчика, сидевшего в конце первого ряда.
Вызванный вздрогнул, будто от удара хлыстом. Вечно сонные усталые глаза марабута засверкали вдруг остро и пронзительно.
Ребенок дрожал. Он попытался было последовать приказу, но чем больше напрягался, тем сильнее робел и заикался, бормоча что-то несуразное. Лишь два слова - "Аллах" и "Магомет" - выговаривал он внятно и четко.
Соученики разразились громким смехом, перешедшим в радостный вой, когда учитель схватил палку и подошел к Омару.
- С самого начала, Омар! - снова приказал ненавистный голос, голос, вселяющий страх и смятение. Убежать невозможно, избавление от беды дадут только знания и навыки, которыми малыш еще не располагал.
Призыв к Аллаху так и не удался. Вместо него получался только невнятный лепет, робкий, жалкий.
Марабут вскипел:
- Ты осмеливаешься позорить Аллаха - да святится имя его - своим поросячьим визгом! Получай же, щенок!
Палка просвистела над головой мальчика. Он попытался прикрыться от удара руками. Но тщетно. Старый фанатик жалости не ведал, и Омару досталось преизрядно.
- Ну, на сей раз, пожалуй, и хватит, - решил грозный наставник и, одарив учеников язвительной улыбкой, вернулся на свое место, в тень, под пальму. - Я запорю тебя до смерти, если не будешь хорошо учиться! пригрозил он. - А теперь повторяй; и выкинь из головы все посторонние мысли.
Итак, мучения еще не кончились...
По щекам Омара катились слезы, он судорожно глотал их и был совершенно не в состоянии издать хоть один членораздельный звук.
- Повторяй! Повторяй! - вопил учитель с такой яростью, что перепугал даже и сотоварищей маленького Омара.
Позади несчастного сидели двое его друзей, которых он успел приобрести здесь, в деревне. Впрочем, друзья ли они ему были? Ни с одним из них он не перебросился и парой слов. Но они не участвовали в издевках, которым мальчик подвергался постоянно со стороны других детей. Ему очень хотелось бы поиграть с ними или, по крайней мере, хотя бы держаться рядом, но подойти к ним он до сих пор так и не отваживался. Большую часть времени он сидел тихонько в каком-нибудь укромном уголке и не осмеливался высунуться оттуда, ибо тут же мог получить в спину камнем, а то и еще каким тяжелым предметом. Лишь по пути в школу его оставляли в покое. В это время он слегка расслаблялся.
Одного из сидящих позади него мальчиков, негритенка, звали Ахмед, другой был Али, бербер.
Черный соученик отполз чуть в сторону, так, что, прикрытый спиной Омара, оказался невидимым учителю. Затем он прижал руки к щекам и сквозь образовавшуюся щель зашептал:
- Аллах иль Аллах, ве Магомет рассул Аллах...
- Аллах иль Аллах... - прозвучал и голос Омара. Столь непривычно, мягко, как этот мальчик, не говорил здесь никто. Но это не беда, главное, что молитва произнесена без ошибок.
- Вот видишь, получается. Остерегайся на будущее возбуждать мой гнев. Ты в этом горько раскаешься! Я не потерплю, чтобы ты оскорблял Аллаха! На сегодня - все!
Даже самые прилежные ученики облегченно вздохнули: до завтра они свободны, и даже до послезавтра, потому что в пятницу у мусульман - как у христиан в воскресенье - не учатся. Никто из них, разумеется, не страдал так, как маленький чужак, однако и им приходилось все время держать ушки на макушке. В плохом настроении учитель и с ними обходился без всяких церемоний. Он пользовался славой благочестивого и ученого человека, и выступать против него не отваживался никто, даже сам деревенский староста.
Счастливая компания кинулась прочь из школы. Посередине Ахмед и Али. Омар с опущенной головой и вяло повисшими руками волочился в хвосте. Никому он был здесь не нужен.
Вдруг весь веселый рой остановился. Возле Ахмеда очутился большой мальчик и напустился на него:
- Зачем ты подсказывал?
- Ах, ну просто так, - залепетал негритенок. Он боялся сильного, задиристого Махмуда.
- Значит, просто так? Ха-ха-ха! Ты друг этого неверного. Не ври!
- Никакой я с Омаром не друг, вовсе нет. Но когда он не знает слов молитвы, то учитель бьет его палкой, а я не выношу этого.
- Хорошая палка не повредит ему, этому мальчику дея! Еще мало ему достается, надо бы лупить его посильнее.
В Махмуде говорила ненависть бербера к турецким угнетателям. Берберы, как и кабилы, хоть и не всегда в открытую, постоянно враждовали с турками. Они любили свободу, любили независимость и оттого часто хватались за оружие.
Однажды люди из Алжира доставили в деревню Уксейре, что в отрогах Джебель-Уаниазери, мальчика по имени Омар. Поселили его у одной старой негритянки, обучение же поручили марабуту. Для старухи ребенок этот явился нежелательным довеском к жизненным тяготам, и заботы о нем она приняла на себя с большой неохотой. Впрочем, какие это были заботы? Мальчик бесконтрольно мог болтаться, где ему заблагорассудится. Кормили его впроголодь, и он постоянно был занят поисками чего-нибудь съедобного. Совсем не так, как об Омаре, заботилась женщина о двух других своих подопечных, определенных к ней на постой вместе с ребенком: о двух козах, тощих и костлявых, но столь, очевидно, для нее драгоценных, что для них она делала все, для ребенка же, которому была обязана этим богатством, ничего.
- Так, так, значит, не выносишь? - продолжал допрос Махмуд. - А вот мы, - он обвел глазами свою свиту, - мы не терпим, когда Омара защищают.
Кое-кто из мальчишек одобрительно загоготал.
- И в другой раз я тоже буду ему помогать!
- А ты, Али? Что ты думаешь на этот счет?
- Что ты привязался, Махмуд? Что надо вам всем? Разве Омар когда-нибудь тебя или еще кого из вас чем-то обидел? Молчите? Не знаете, что ответить, потому что все это были бы враки. А ты, Махмуд, можешь корчить из себя, что хочешь, но мы, Ахмед и я, не допустим больше, чтобы марабут избивал его за незнание. И средство здесь одно - подсказка. И мы будем подсказывать, ты и все вы, можете в этом не сомневаться.
- Только попробуйте!
- И попробуем!
- Посмотри на мои мускулы! - куражился Махмуд. Он закатал рукава рубашки и вытянул перед собой, словно борец, согнутые в локтях руки. Дети с завистью глядели на рельефные уже мускулы старшего мальчика.