- Вы примете меня? - с надеждой и радостью, хоть и несколько недоверчиво, спросил мальчик.
Оба кивнули в знак согласия.
Снова глаза Омара подернулись слезами, в этот раз от радости.
- Я так рад, так рад! - воскликнул малыш. - Так благодарен вам! Вы даже не знаете, как это замечательно. Я всегда буду вас любить, всю мою жизнь! Али, Ахмед!
Радость Омара была столь беспредельна, столь заразительна, что, позабыв об угрозах Махмуда, развеселились с ним вместе и новые друзья.
- Пойдешь с нами пасти овец? - спросил Али.
- Конечно, конечно! И Ахмед?
- И он тоже. Мы ведь всегда и везде вместе.
С трогательным терпением новые друзья подсказывали Омару слова молитвы, покуда он сам не затараторил ее без единой ошибки. Звучала она, правда, из его уст несколько своеобразно, но тем не менее вполне внятно и разборчиво.
Так много и легко, как в тот вечер, он никогда еще не учился. Да новые друзья его, в сущности, и не обучали. Все шло как бы играючи. Когда не сидишь, словно в каком змеюшнике, в ненавистной школе, когда не следят за тобой неотвязно то сонные, то колючие, как кинжалы, глаза учителя, учение удовольствие.
Впрочем, сам-то Омар и не догадывался, что успехами своими обязан в первую очередь как раз освобождению от гнета, который все это время давил на него, как на пришлого, нездешнего, на турецкого любимчика.
Он, родом вовсе не из Алжира, был теперь на пути к обретению новой родины. Те, что любили малыша и всегда были наготове доказать кулаками свою дружбу, расшевелили его, пробудили в нем жизнерадостность и веселье.
Для Махмуда и его приспешников Омар больше как бы и не существовал. Они просто не замечали его. Али и Ахмед удивлялись этому. Они-то полагали, что вот-вот разразится скандал и без хорошей драки дело не обойдется. Ничего подобного!
Когда Али рассказал однажды всю эту историю отцу и подивился на неожиданное поведение Махмуда, то узнал, что разгадку всему этому следует искать у родителей его соучеников.
Омар и отношение детей к нему стало важным событием, о котором советовались сообща все отцы. Решено было, что самое лучшее - не давать ненавистному и грозному дею никаких козырей для вспышки его высочайшего гнева. Все здесь в глубине души ненавидели чужеземного властителя, а вместе с ним - и его подопечного Омара. Однако чувств своих пока лучше было не проявлять. Всего этого Али, разумеется, не знал, как не знал и того, что отцу его на совете старейшин было рекомендовано всячески способствовать дружбе сына с маленьким чужаком. Случись вдруг дею справиться об Омаре, всегда можно сообщить, что дети обожают его, да и вся деревня прямо-таки души в нем не чает. Ну а там придет время - с обоими с ними, и с деем, и с Омаром, да поможет Аллах, глядишь, и рассчитаемся!
Меж тем затюканный прежде Омар превратился со временем в настоящего маленького сорванца, стал совсем другим, бойким, дерзким, бедовым сорвиголовой, не боящимся никого и ничего. Сперва его ненавидели, потом терпели, а затем можно стало уже сказать о проснувшейся вдруг любви сверстников. Алжир о нем забот не проявлял. Это хорошо, решили жители деревни, хорошо и для них, и для Омара. Похоже, что связи-то между мальчиком и алжирским властителем не столь уж и тесные...
Неразлучные друзья, Али, Ахмед и Омар, отправились на охоту. Вчера негритенок отыскал в горах следы неизвестного зверя размерами с кошку. Неизвестный зверь! Добыть его! - решил Омар. Двое остальных были того же мнения. Дети сообща приступили к постройке западни. Омар в работе почти не участвовал, ибо ничего в этом не понимал, лишь помогал копать яму и маскировать сооружение. На след они вскоре вышли, самого же неизвестного зверя, как ни искали, не обнаружили.
По соседству со строящейся западней оказалась скала, которую спорый на всякие затеи Али еще не покорил. Прикинув, что шести рук для маленькой западни многовато, он решил предоставить работу друзьям, самому же попытаться вскарабкаться на вершину. Чем и занялся.
Все выше и выше поднимался он. Вскоре уже проворному берберу приятели казались совсем крохотными. До чего же смешно. С этого продуваемого всеми ветрами места они смотрелись будто припечатанными к земле, копошащимися в пыли муравьями. А вверх даже и не глянут!
- Ахмед! Омар!
Приятели вертели головами. Откуда Али кричит? За работой они и не заметили даже его отсутствия.
Каменный откос блистал в лучах солнца. Разглядеть человека на этой сверкающей сланцем стене было нелегко.
Они не видели его.
Новый клич, радостный, ликующий: Али гордился своим достижением. Впрочем, все оказалось проще, чем он предполагал.
А друзья все еще не видели его.
"Надо помахать им", - решил Али и оторвал руки от узкого карниза.
- Вон он, наверху! Сумасшедший!
Омар заметил его и показал Ахмеду направление. Да... но где же он?
Крик о помощи, пронзительный, испуганный, эхом отразился от каменной стены.
Али сорвался со скалы.
Посыпались, загрохотали камни, взметнулось облако пыли.
Омар прижал кулаки к глазам. Не видеть, не видеть бы этого ужаса!
Вот, сейчас - сейчас тело несчастного друга должно удариться о подножие скалы, всего в нескольких метрах от него. Когда же наконец завершится это мучение, это убийственное ожидание?
Последний удар. Тяжелый, глухой.
- Али?..
А потом тишина. Мертвая тишина.
Бедный Али, бедный дорогой друг.
Кулаки разжались. Сквозь пальцы Омар со страхом глядел на отвесно убегающие кверху скалы.
Пыль подымалась кверху, понемногу рассеивалась. Видимость мало-помалу восстанавливалась. Как и несколько минут назад, все снова затихло, все успокоилось. Однако над всем этим простерла свое крыло смерть.
Но что такое? Среди груды свалившихся со скалы камней ничего не белеется, а ведь Али был в белой рубашке... Где же он?
- Где Али?
Крик Омара вывел Ахмеда из оцепенения.
- Али! Али!
Два срывающихся от страха детских голоса выкрикивали имя друга.
- Али! Али! - отзывалось на их крики эхо.
Ахмед закрыл глаза. Он еще раз крикнул: "Али! Али!" - и вслушался в тишину. Что это? Или ему показалось? Он предостерегающе поднял кверху указательный палец, предлагая Омару замереть и прислушаться.