Гравелли клял судьбу. Хулил Бога и весь свет: все его действия и деловые операции с некоторых пор терпели неудачу. То, что он сам во всем виноват, ему и в голову не приходило. Ему, богачу, для которого выше денег не было ничего в жизни, представлялось, что с золотом все поправимо, и нет никаких запретов, которые нельзя преступить ради золота. Он со спокойной совестью посылал людей в рабство, чтобы добиться богатства, а с ним — и власти. Он, не моргнув глазом, пускал по миру других коммерсантов, чтобы приумножить свои сокровища. Он был жесток и неумолим, готов на подстрекательство к убийству, лишь бы расчистить дорогу своим дальнейшим махинациям. Теперь он злился, что ход событий оказался не в его пользу, что судьба обернулась против него.
Перед ним лежала раскрытой его приходо-расходная книга. Нужно было сделать новую запись: внести в графу «Расход» два кошелька с золотом.
Опять потери, против которых доходы — ничто Наваждение, да и только! Указательный палец нервно перескакивал с одной записи на другую. Началось все со взноса, нет — подарка Бенелли. Глуп он был, непостижимо глуп: отвалить этому проходимцу еще денег, да к тому же этакую сумму! Убытки в венских сделках, в сущности, не столь уж серьезны. Последняя черта здесь еще не подведена. Судя по уверенному тону писем Пьетро, они скоро возместятся. Далее следовали проблемы с недвижимостью. И эту ошибку тоже, наверное, можно исправить. Хотя она и очень раздражала его, показывая, что с ростом аппетитов в том же соотношении возрастал и риск. Коммерсант всегда должен принимать в расчет, что сегодня он — наверху, а завтра может оказаться внизу, а стало быть, не должен тратить нервы и терять мужество. Хватит ли у него-то нервов? Гравелли отмахнулся от тревожного вопроса и переключился на следующую графу. Ярость его нарастала. «Парма» пробила изрядную брешь в его финансах. Впрочем, это еще можно бы перетерпеть, когда бы за этим не крылось нечто иное: кое-кто из генуэзских купцов подозревал, что крупный банкир Гравелли в союзе с корсарами. Сомневаться не приходилось. Как выяснилось, погруженные на «Парму» товары были из тех, что давным-давно пылились уже на складах, а возможно, были уже и вписаны в графу убытков.
— А я, я, я — купил их!
Гравелли покраснел как рак.
Страница за страницей — в гроссбухе были одни убытки. Оставшаяся в Генуе часть его огромного когда-то состояния израсходована почти без остатка. Вот и сегодня — два кошелька золота!
Одно лишь достижение можно было отметить: успехи Пьетро в Вене.
Да, Вена. Там его спасение, а не здесь, в ставшей враждебной ему Генуе. Можно, в конце концов, и вовсе уехать отсюда, оставив лишь небольшой филиал. Но как быть с Бенелли, с его предостережениями и угрозами? Однако и этому «другу» вместе с его хозяевами, кажется, скоро придется оставить свое ремесло. О пиратстве дея стоит специальный вопрос на Венском конгрессе. Должна же наконец Европа решиться выступить против этого тирана. А с ним вместе падет и ренегат. На прибыли с Алжира рассчитывать больше не приходится, только все потеряешь.
А убежав в Вену, он сразу убил бы и второго зайца — ускользнул бы от Властелина Гор. Он, конечно, очень сильный противник, этот бандит, разбойник с большой дороги, но его власть не простирается дальше гор, что окружают город с севера. Оставим-ка Парвизи на будущее в покое, и тогда у этого таинственного субъекта не будет больше никаких причин на него ополчаться.
Итак, надо переселяться в Вену. Может, даже очень скоро. Вот Пьетро обрадуется! Вместе они такие дела закрутят! И тогда имперскому городу придется потесниться, сложить оружие перед могущественным генуэзским банкиром. Он достал пакет с письмом сына и вложенную в него расчетную ведомость, просмотреть которую еще не успел.
Мы еще поборемся, наша финансовая мощь еще не сломлена! Гравелли еще раз придирчиво просмотрел свои записи в гроссбухе.
— Черт побери! — прохрипел он. — Что я, считать разучился?
Он пересчитал снова все выплаты. Бенелли — Властелин Гор — Бенелли — человек в маске — Бенелли… Что, эти двое только и чередуются? Может, описка? Нет, числа и цифры выверены, красивым, четким почерком записаны на бумаге. Однако в результате дебет и кредит никак не складывались в суммы, необходимые, чтобы первые венские сделки не принесли убытков… А противники издеваются, скалят зубы, угрожают… От напряженных расчетов на лбу у банкира капельками выступил пот. Он опустил голову на руки, смежил глаза. «Бенелли… Властелин Гор…»
— Помогите! — вырвалось у него.
Вскрик принес облегчение. С разламывающейся от боли головой он начал все снова. Вместо предполагаемых доходов — одни потери. Где же кроется ошибка? Не иначе все же, как где-то в расчетах. Не может же быть чистого дефицита? Может, в бумаги Пьетро или здесь, в Генуе, вкралась какая-то описка? Здесь, конечно здесь, иначе и быть не может, не должно.
Выручка, полученная в Вене, не покрывала закупочных цен, с учетом взяток, даваемых, чтобы сделать рынок поустойчивее, не говоря уже о потерях на налоги. В течение многих месяцев огромные суммы денег не «работали», а стало быть, и не могли приносить прибылей.
Гравелли переломил перо пополам, швырнул обе части на пол. Он просто не решался занести в свой гроссбух вместо ожидаемых прибылей свалившиеся в последнее время на его голову убытки. Он страшился правды, которая в каждой строке тыкала ему в глаза: ты должен платить за все несчастья, которые принесла людям твоя алчная душа.
Через несколько минут откроется биржа.
Без него.
Он со страхом вынужден был признать это. Агостино Гравелли, повелитель биржи, не в силах выстоять против других коммерсантов Генуи. Сегодня нет. Но завтра! Завтра он отыграется. Да, завтра. Ибо дом Гравелли, несмотря ни на что, еще не обессилел. Он отправил на биржу секретаря.
— Мой хозяин занят, крупная сделка. Ну, вы же знаете, господа, кое-что, что нельзя предложить на генуэзской бирже… — Так должен он был доверительно шепнуть, с обязательством молчать, кое-кому из мелких торгашей — а они ведь все, в сущности, полуголодная мелочишка, один беднее другого. Не успеют еще закончиться торги, как вся биржа будет уже в курсе: Гравелли вершит какие-то тайные операции, а стало быть — держись за него! Иной раз возле коршуна удается поживиться и маленькой пичужке. С чего бы это ей, спрашивается, упускать свой случай? Сегодня внизу, а завтра, глядишь, — наверху. Впрочем, внизу-то она, в сущности, всегда, но почему бы и не попытаться хоть разок взлететь?
Слегка успокоившись, Гравелли спустился в свой кабинет в маленьком окраинном домике, однако настроение у него все еще оставляло желать много лучшего. Камилло быстро смекнул, что с хозяином творится что-то неладное: слуга никак не мог угодить ему, хотя и делал все как полагалось всякий раз. Даже всех мух на стенах перебил.
К счастью, Гравелли не долго гонял его, и он вскоре смог уйти к себе в каморку.
В передней послышались шаги. Кто-то пришел. Старик сразу насторожился. Придирки Гравелли возмутили его, рассердили. Но все равно он оставался преданным слугой, стражем, охраной банкира. Кто посмел проникнуть сюда, да еще к тому же без его, Камилло, сопровождения? Неужели?.. Старика зазнобило. Неужто незваный гость — это Бен!.. Боже милостивый, это имя даже и в мыслях лучше не держать, не то что — произносить! Ренегата Камилло страшился еще сильнее, чем своего хозяина и повелителя.
Однако это был всего лишь секретарь. Этого еще только не хватало! Слуга прямо кипел от ярости.
— Эй, приятель, держитесь-ка вы отсюда подальше! — попытался он оттеснить пришедшего с биржи от личной комнаты банкира.
— Синьор Гравелли там? — спросил взволнованный секретарь.
— Да, но вы ни в коем случае не должны его беспокоить. Это может стоить вам вашего места, — упорно заслонял ему дорогу Камилло.
— А-а-а, что за глупости, старик! — воскликнул молодой человек, пытаясь проскользнуть мимо слуги.
Проворнее, чем можно было ожидать от его возраста, Камилло устремился к двери и заслонил ее, широко раскинув руки.