— Аллах, помоги мне! — простонал он. — Молю тебя, помоги!
Бенедетто увидел замешательство друга.
— Омар!
Словно удар бича, вырвалось из уст старика это внушающее страх имя.
Капитан вздрогнул. «Омар»! — это спасение! Страх и оторопь мигом улетучились, глаза снова отчетливо все видят, видят, как его двойник отдает приказы, видят, что и там рядом с молодым капитаном стоит пожилой мужчина.
— Надо же, и у них — Бенедетто! — процедил сквозь зубы Ливио.
Только этот лже-Бенедетто и не думал, похоже, уклоняться от боя. Вот он сказал что-то капитану. Тот кивнул. В руке у старика сверкнул короткий кривой клинок. Не только советник — воин! Куда больше, чем настоящий Бенедетто.
— На абордаж! — скомандовал Омар.
Корабли-близнецы сошлись бортами. Пушки умолкли. Враги схватились врукопашную, грудь с грудью.
Несколько быстрых, сильных прыжков — и Омар уже на палубе ложного «Аль-Джезаира». Али, Ахмед с обожженным лицом, Махмуд, Бенедетто — все дружно последовали за ним.
Омару не терпелось закончить эту битву не на жизнь, а на смерть поединком с чужим капитаном.
Обе стороны так и кипели злобой и яростью. Никто не ждал пощады, и сам никого щадить не собирался.
Схватка врага с врагом, или, может, друга с другом? Разберись попробуй!
И те и другие — корсары. Одно лишь отличало врагов от людей Омара — все они были значительно моложе.
А вот и капитан! Ну, теперь кто кого!
— Отдай его мне, Энрико! — властным тоном сказал старик, стоявший за спиной капитана ложного «Аль-Джезаира».
Свершилось чудо. Капитан послушно отступил в сторону и ринулся на друзей Омара, ввязавшихся уже меж тем в яростную сечу.
— А ты бейся со мной, Омар, и отсчитывай последние секунды своей земной жизни! — спокойно сказал старик.
Омар почернел от дыма и чада. Лишь белки глаз сверкнули на закопченном лице.
Вот он пригнулся, напружинился, рванулся вперед, занося ятаган для давно отработанного смертельного удара.
Кривой клинок описал широкую дугу; Омар вскрикнул от боли. Одним мастерским ударом старик выбил оружие из руки противника.
— Дьявол! — воскликнул Омар, отпрыгивая в сторону. — Ну, молись — пробил твой последний час!
Ушибленной рукой он выхватил из-за кушака пистолет, взвел курок…
Бенедетто кинулся вперед и оказался между обоими противниками.
Сабля незнакомца взметнулась над головой бывшего раба.
— Остановись, Луиджи Парвизи!
Бенедетто судорожно вцепился в руку генуэзца, прикрывая его своим телом.
Омар спустил курок. Раздался выстрел.
— …Это Ливио, твой сын! — прохрипел старик, падая на палубу, и добавил едва слышно: — Я Бенедетто Мецци.
— Мой сын? Ты — Ливио? И Омар? Ты?
У Парвизи голова пошла кругом, на какое-то мгновение он даже растерялся, но тут же овладел собой и сказал по-арабски:
— Останови своих людей, Омар!
Затем, переходя на итальянский, отдал приказ прекратить схватку и своим парням.
— Прекратить битву! Вы сражаетесь с братьями вашего капитана, с друзьями! Наш противник — мой отец! — крикнул Омар и, обернувшись к друзьям, добавил: — Али, Ахмед, Махмуд — вперед! Смерть любому, кто не повинуется моему приказу! Что такое? Почему вы мирно стоите здесь, когда вокруг льется кровь?
Увлеченный событиями Омар не заметил, что лязг оружия за его спиной давно уже утих.
— Ахмед? — удивленно произнес Омар, увидев вдруг своего черного друга в объятиях другого негра. Ахмед тут же выскользнул из рук Селима и поспешил за остальными, исполнять приказ Омара.
Замешательство с обеих сторон быстро прошло. Люди повиновались воле капитанов.
Омар подошел к Луиджи Парвизи. Он узнал человека, так восхищавшегося некогда в Алжире его фрегатом.
— Ты мой… отец?
Как мягко, как бережно произнес он это слово — отец. Такое непривычное, такое неокрепшее еще в его сознании, будто нежное растеньице, боящееся любого сквозняка.
— Ты — мой сын? Сын, которого я считал мертвым?
Луиджи Парвизи сорвал с головы сына тюрбан, вытер с его лица пот и пороховую гарь, отступил немного, разглядывая это внезапно обретенное свое второе "я", и вдруг стремительно притянул его к себе.
— Ливио!
Радость, благодарность судьбе, избавление от столь долго гнетущей его тяжести слышались в этом слове.
Луиджи Парвизи плакал.
— Сколько лет я искал тебя, Ливио, сколько долгих лет! И вот то, что не удалось мне как Эль-Франси, удалось теперь — в роли охотника на корсаров. Благодарю тебя, Боже!
— Эль-Франси? Ты мой отец и ты же — Эль-Франси?
— Я был им, Ливио. Ты слышал о нем?
— Я мечтал стать таким, как Эль-Франси и его верный Селим!
— Вон он стоит, мой верный друг. Подойди к нам, Селим!
Негр с радостью обнял Ливио.
— Отец, отец! — ликовал молодой корсарский капитан. — Наконец-то у меня и вправду есть отец! До сих пор я называл иной раз этим именем моего друга Бенедетто.
— Ты застрелил его! — скорбно произнес Луиджи.
— Нет, нет, этого не может быть! Скажи, что это неправда, отец! Скажи же! — умолял Ливио.
— Скорее, может мы сумеем еще помочь ему, спасти!
Отец и сын склонились над старым итальянцем.
— Слава Богу, он жив, только потерял сознание, — успокоил Луиджи перепуганного сына. — Пуля раздробила ему плечо. У него высохнет рука, как моя после выстрела Мустафы.
— Я знаю о твоей схватке с советником дея.
— А его ты тоже знал, сынок?
— Он способствовал моему возвышению в ранг корсарского капитана.
— Боже, как все переплелось! Однако оставим это. Теперь мы снова вместе! Доктор Ферлани! — позвал Луиджи.
Доктор явился не сразу. У него было много работы.
— Что с вами, синьор Парвизи? — спросил, задыхаясь от бега.
— Наконец-то, доктор. Со мной все в порядке, но вот этого раненого я поручаю вашим особым заботам и уходу. Это мой старый слуга Бенедетто Мецци. Заштопайте его как следует, дружище! Так, теперь осталось еще кое-что. Энрико, подойди сюда!
Молодой капитан фрегата Парвизи, распоряжавшийся меж тем на палубе, явился на зов хозяина.
— Друзья! — сказал Луиджи, указывая на предводителя корсаров. — Я представляю вам грозного корсара Омара, моего, считавшегося мертвым сына Ливио!
— Ваш сын, синьор Парвизи? — изумился врач.
— Примите мое глубокое уважение, Омар… Извините — синьор Парвизи. Вы настоящий мастер мореходного искусства, — ответил поклоном противнику молодой итальянский капитан.
— Да и вы, мой двойник, не хуже, — рассмеялся Омар. — Не обрети я столь неожиданно отца, не дожить бы одному из нас до сегодняшнего вечера. Двоим одинаково сильным и искусным мужчинам тесно даже в огромном море. Перейдемте-ка, однако, теперь все на настоящий «Аль-Джезаир». Я должен представить вас моему экипажу.
Прежде чем пойти, Луиджи прошептал что-то на ухо одному из своих людей. Ливио не понял его слов.
— «Аль-Джезаир» сильно поврежден, — сказал он отцу и другим спутникам.
— Да, сынок, сильнее, чем моя «Генуя».
— «Генуя»?
— Да, «Генуя»! Смотри!
Ливио был поражен: фрегат, только что ходивший под корсарским флагом, поднял флаги Сардинии и Генуи! Люди на баке крепили поверх слова «Аль-Джезаир» большую доску с настоящим именем корабля — «Генуя».
Кисмет, судьба, воля Аллаха! Против нее не пойдешь, надо примириться с ней и принять все как должное. Такие и подобные им мысли мелькали у корсаров, когда сам их реис сообщил им, какой неожиданный оборот приняли события.
Потом Ливио с отцом, Энрико и друзьями детства спустился в свою прокопченную пороховым дымом каюту.
— Ну а что же дальше? — спросил он.
— Никто, кроме тебя и моего бравого Энрико Торцци, не сможет довести наши дырявые посудины до гавани. «Генуя» ведь тоже сильно пострадала. О том, что ты больше не корсар, не стоит и говорить.
— Но охотник на корсаров, отец, как и ты! Я обещал Бенедетто, что после победы над ложным «Аль-Джезаиром» порву с деем и стану сражаться против корсаров. Большая часть моих людей пойдет за мной в огонь и в воду. Они ненавидят дея.
— Охотник на корсаров? Ты хочешь стать им, Ливио, мой мальчик? Этот день — счастливейший во всей моей жизни. Мой сын не стал ни арабом, ни турком, он — итальянец, как и я и все мои друзья. Благодарю, благодарю, бесконечно благодарю тебя, о Боже!