— Ага, как будто и нет войны — согласился со мной Ромашов, который сейчас исполнял обязанности вахтенного помощника.
— Ну так, откуда тут немцам взяться? — к разговору подключился Сидоренко — не дойти им до Архангельска. Да и вообще, выбьют скоро наши фашистов и погонят до Берлина!
— Погонят, и на Рейхстаге распишутся и флаг над ним поднимут — согласился я, по многолетней привычке оглядывая горизонт. Вообще вся команда бывшего китобойца, как только появлялась на палубе или на мостике, инстинктивно вертела головой на триста шестьдесят градусов, в поисках фонтанов, это как профессиональная деформация, мы и на суше так головами вертим — только вот когда, большой вопрос, силён немец. Думаю, что в этом году не управимся.
— Думаешь? — скептически посмотрел на меня мой старпом, мы с ним давно перешли на «Ты», так проще.
— Ну сам посуди, они пол Европы под себя подмяли, те же венгры, румыны, австрийцы, финны, итальянцы, словаки, чехи, болгары, хорваты воюют за них, а мы считай одни, пока всем наваляем, много крови прольётся и времени пройдёт не мало — осторожно высказался я, я точно знаю сколько это всё продлится, но говорить сейчас про четыре года, а потом ещё и про войну с Японией я не стал, так можно и паникёром прослыть. Опыт доноса на меня в НКВД, казалось бы, проверенных товарищей, научил меня быть осторожным.
— Ну так-то да, ты прав командир, много их слишком, а наши союзники? Англия и Америка? Они же нам помогут! — вынужденно согласился со мной Сидоренко.
— А куда они денутся! Конечно помогут — согласился уже я, промолчав о сроках этой помощи.
— Ну вот! Мы не одни, справимся!
Продолжать разговор я не стал, он уже не в первый раз у нас заходит. Получая по радио сводки, мой замполит постоянно проводит политзанятия с экипажем, и в его речах всё больше звучат оптимистичные и «шапкозакидательские» лозунги, весь экипаж теперь уверен, что война со дня на день закончиться. Хотя сообщения с фронтов идут далеко не утешительные. Почти в каждом из них упоминается об оставлении нами городов. На корабле сложилась полнокровная партийная организация. Сейчас она состоит из десяти коммунистов, преимущественно командиров и нас Изя «любит» отдельно и каждый день.
— Ладно Никита, давай-ка погоняй ещё своих артиллеристов и подвахту с собой прихвати, пусть учаться — я настаиваю на постоянной тренировке боевой части своей команды, заставляя и остальных членов экипажа, даже кока, постигать науку стрельбы из настоящего орудия и зенитных пулемётов. Я и сам учусь, не гоже, когда командир не знает всех возможностей своего корабля и его вооружения. Нам бы ещё трал освоить, но пока мы не можем его распускать, чтобы не тормозить и так медленный караван — Колю и Ваньку к зенитчикам отправь, а боцмана с палубной командой к артиллеристам. Минёр пусть тралы проверит.
— Есть! — Сидоренко козырнул мне и скатился с мостика, на палубе послышались его зычные команды, объявляющие учебную тревогу. На палубе и надстройках поднялась суета, экипаж разбегался по боевым постам. Парни потихоньку привыкают быть военными моряками, эти «учения» проводятся по несколько раз на дню, безжалостно поднимая отдыхающую смену с их неудобных и узких лож, мне дороги эти люди, а значить жалеть их нельзя! Они все должны уметь защитить себя и судно в случае опасности.
— Ну ка дай я — я отодвинул старшину второй статьи от зенитного пулемёта, установленного на мостике, и сам стал за него первым номером — давай спрашивай!
— Причины заклинивания и способы их устранения! — тут же включается в учёбу опытный пулемётчик, а на мостике уже появились оба моих рулевых, которых я тоже распорядился обучить стрельбе. На мостике в основном они и помощники или я сам, значить нам нужно знать всё о том оружие, которое установлено у нас под рукой, чтобы в случае чего заменить расчёт зенитки.
— Из ствола в газовую камеру газы попадают через вертикальный канал в газовой каморе. Отверстие там диаметром шесть миллиметров, и для его чистки в комплекте принадлежностей есть специальная фреза. Если отверстие не чистить, то оно зарастает нагаром и его диаметр уменьшается. Всё, сила у газов уже не та и работать пулемёт не сможет. Устраняется чисткой! — докладываю я старшине, показывая пальцем на злополучное отверстие.
— Правильно, дальше! — командует мой инструктор, внимательно следя за моими действиями.
— Дальше… Дальше газы попадают в газовый регулятор. В нём есть три отверстия: три, три с половиной и четыре миллиметра диаметром. На боку у него площадки с цифрами и рисочками. Нормальный пулемёт должен работать при положении регулятора три, то есть когда газы идут через самое маленькое отверстие. Для чистки всех трёх отверстий в комплекте идут фрезы. Положение три и пять ставится только зимой в морозы или на совсем новом пулемёте для обкатки. А положение четыре не ставится никогда, пока не настанет минус тридцать пять и ниже. В положении четыре газы настолько сильно давят на поршень, что можно и затвор, и затворную раму сломать пополам, гильзу в патроннике порвать и даже амортизирующую пружину затворной рамы на куски расколоть. Отличный способ убить пулемёт побыстрее — поставить положение четыре летом. Всё так же, чистим!
— Верно, дальше! — я по накатанной и без ошибок рассказываю собравшимся вокруг меня бойцам все известные мне причины поломки и заклинивания пулемёта, способы их устранения и профилактики. Мой инструктор доволен, я произвожу неполную разборку пулемёта, собираю его заново, заряжаю и разряжаю. Всё, теперь «теоретические» стрельбы, а за пулемёт встаёт Коля, мой бывший марсовый, а теперь сигнальщик и рулевой, который так же без проблем рассказал и показал принципы прицеливания и стрельбы.
Закончив с проверкой наших знаний, пулемётчик преподаёт нам новую науку, не менее нужную — как правильно набивать ленту!
— Патрон вставляется в звено со стороны хвостовика и задвигается вперёд. Заряжать ленту, положив её на доску и вставляя патроны сверху, нельзя. Во-первых, разгибаете звенья, во-вторых, отгибаете хвостовик. Потом вечные утыкания. Хвостовик там не просто так придуман. Он задаёт угол наклона патрона в звене. Согнул хвостовик — поменял угол. Зуб звеньесъёмника не пройдёт над гильзой, а упрётся в неё. Всё, клин. Лечится такая лента просто. Плоскогубцами аккуратно подгибаем хвостовики назад и порядок. В «дашкиной» ленте в паз попадает хвостовик, но он уже паза и патрон надо дожать вперёд, чтобы хвостовик касался ранта своей спинкой. Если не дожимать, возможны утыкания. Лента набивается вся. Не надо оставлять первые звенья пустыми. Это какой-то мудак придумал, хотя в наставлении так и написано! Пулемёт заряжается с закрытой крышкой. Просто первый патрон вставляется в окно лентоприёмника и защёлкивается за нижними пальцами подавателя. Всё. Заряжено. Взведите затвор — и огонь! И да, на предохранитель не ставьте. Никогда. Вкинули первый патрон за пальцы — и всё. Надо стрелять — взведите затвор. Пока не надо, не взводите. Пружину не растягивайте, целее будет.
Повезло нам с командиром зенитного расчёта, он опытный и знающий пулемётчик, воевал в финскую и сейчас он до нас доводит все тонкости работы с ДШК, которых в наставлении точно нет, все эти знания пришли к нему с опытом. Хотя и наставления по всему имеющемуся вооружению, вплоть до моего пистолета ТТ и тралов, мы учим постоянно, впрочем, как и уставы, которые преподаёт команде Сидоренко.
Обедаем мы макаронами с американской тушёнкой. Дешево, быстро и сердито и даже иногда есть можно. Тушняк у загнивающих капиталистов отменный, вкусный, хотя наш тоже не хуже. Тушёнку нам подогнали моряки с американского сухогруза, который мы сопровождаем, причём в товарных количествах, поменяв на… перловку! Оказывается, полкоманды у них любители этой ненавистной каждому матросу и солдаты крупы! Не то что они её прям варёной едят, просто используют как дополнительный ингредиент к колбаскам и рагу, и их кок делает из неё пудинг, которые пендосики во всю расхваливают и даже нам предлагали испробовать, извращены! Какая перловка может быть, если мясо есть?! Ну нам то, что? У нас несколько мешков крупы «намокло и испортилось», а америкосы нам просто подарок сделали, чего такого?
Я уже заканчивал обедать, как по судну раздался рёв боевой тревоги. Так и не донеся до рта ложку с куском мяса, я бросил её на тарелку и уже через несколько секунд стоял на мостике слушая доклад Ромашова.