Потолок терялся во тьме — возможно, его там не было вовсе.
— Ксен! — громко позвал я. — Дик! Вы здесь?!
Ответом мне послужило лишь скупое эхо.
Как смог, я огляделся: судя по всему, подо мной была туго натянутая сеть, типа гигантской паутины, с ячейками размером в мой кулак. В паре дулов справа и слева от меня она крепилась к каменным стенам — весьма тонкими с виду нитями. Со стороны ног — раскачавшись, мне удалось немного приподнять голову над ступнями — паутина просто обрывалась, ни за что не цепляясь. Там же, ниже, у меня вышло разглядеть пол — до него было не более полудула. Если что — падать уже невысоко!
Придя к такому выводу, я задрыгался в «гамаке» сильнее — в надежде оборвать его крепления, но здесь не преуспел.
«Бластер!» — подсказала мне Аран.
Я и сам как раз подумал о том же: стрельбой теперь точно ничего не испортить!
Как смог, я вывернул частично свободную правую руку, но дотянуться ею до оружия не сумел. Резко дернул бедром навстречу пальцам — раз, другой, третий — но лишь чиркнул подушечкой мизинца по рукояти бластера. Окажись та развернута вперед — как у Дик и Ксен — возможно, мне бы и удалось ее ухватить, но так — нет…
«Досадно, — констатировала шестисолнечница. — А куртку расстегнуть и выскользнуть из нее — не вариант?»
Не вышло и это.
«Шаккр!» — емко оценила мои успехи Аран.
— Шаккр! — вторил ей я — но уже отнюдь не по поводу неудачи с застежкой: над моими ногами мелькнула тень, и, скосив взгляд, я с ужасом узрел неспешно ползшее ко мне по стене нечто — невероятную в своей отвратительности помесь паука, скорпиона и осьминога. Огромную — с соба с Бака размером — и закованную в поблескивающий панцирь.
«А вот и обещанное чудовище…» — обреченно пробормотала шестисолнечница.
Я бешено затрепыхался — в последней надежде каким-то образом все же ухватить пальцами рукоять орденова бластера — но с прежним невеселым результатом. А не обращавший ни малейшего внимания на мои конвульсии монстр уже поравнялся со мной и ловко спрыгнул со стены на «паутину». Почему-то к нему она совершенно не липла — я четко видел, как неумолимо приближается, целя мне куда-то в шею, грозно задранный пластинчатый «скорпионий» хвост с длинной острой иглой на конце.
Которая и вонзилась мне — правда не в шею, в плечо — несмотря на мои отчаянные попытки увернуться.
Всю левую половину моего тела обожгло, словно ее обдали кипятком, затем этот жар волной ударил мне в голову — и, опалив мозг, задернул вокруг него плотный занавес небытия.
30. Алое перо
Если жизнь после смерти все же существует, то, пожалуй, это был бы далеко не самый отстойный ее вариант.
Я находился в прекрасном саду. С кристально-голубого неба ласково улыбалось теплое солнце. В кронах невысоких, сплошь усыпанных розовыми и белыми цветами деревьев щебетали голосистые птахи, там и тут порхали ярко раскрашенные бабочки, где-то на удалении деловито жужжал шмель. Приятный легкий ветерок играл тонкими ароматами — черемухи, лаванды, мяты, лотоса…
Что характерно, я понятия не имею, как должен пахнуть тот же лотос — но признал его сразу и без лишних сомнений.
Сам я лежал на мягкой зеленой траве — судя по всему, полностью обнаженный. Что, наверное, по-своему, логично: с чем мы приходим в мир, с тем и должны его покинуть — поэтому одежды остались там, в оборвавшейся жизни…
Взамен же смерть одарила меня спутницей: ко мне доверчиво приникла чудесная девушка — как и я, ничуть не обремененная нарядом. Но то была не Ксен и не Брин, и даже не Аран в ее телесном воплощении — хотя, подобно шестисолнечнице, жгучая брюнетка. Помню, как сперва меня это смутило на миг: возлечь с первой встречной, решительно выкинув из головы моих близняшек, показалось мне как-то не совсем правильным… Но тут же пришло твердое понимание: суждено, чтобы случилось именно так. При том, что девушка определенно была мне знакома — пусть я и не мог никак взять в толк, где и когда встречал ее раньше. Может быть, мы пересекались еще на Земле? А то и не просто пересекались? Вдруг здесь, за границей жизни и смерти, я снова обрел свою первую юношескую любовь, начисто забытую из-за пресловутых манипуляций с наложенной памятью?
Как бы то ни было, еще несколько десятков ударов сердца назад мы с брюнеткой упоенно дарили себя друг другу в этом цветущем саду, а теперь, насытившись, просто отдыхали, крепко обнявшись. Рассыпавшиеся волосы девушки щекотали мне щеку, горячие упругие груди и впалый животик крепко прижимались к торсу, стройная, чуть согнутая в колене ножка покоилась поверх моего бедра…
Радость, уют, умиротворение…
Жаль, что все это великолепие было лишь болезненным бредом умирающего мозга.
Или не было?..
Я открыл глаза.
* * *
Райский сад разом исчез, но аромат (тот, что в забытьи я посчитал лотосовым, но теперь не взялся бы назвать его с уверенностью, запах и запах, не противный — и ладно) остался. Пропало голубое небо — его сменил низкий каменный потолок. Вместо нежной травы я обнаружил себя распростертым на широком, довольно жестком ложе, застеленном слегка сбившейся кремовой простынью…
И рядом со мной — не впритык, как в развеявшемся бреду, а на удалении в полдула, лежала она. Та самая брюнетка из недавнего сладкого видения. Нагая, но с аккуратно заплетенными волосами, из которых задорно торчало алое птичье перо.
На этот раз я узнал соседку сразу, ибо действительно уже видел ее прежде. Правда, весьма издали — с орбиты. И, понятно, не на Земле. Это была одна из тринадцати девушек, отданных колонистами в жертву Пирамиде! Причем, та самая, что не позволила двум другим укрыться в высокой траве, выдав их стражникам!
Но как же она уцелела? Или в награду за подлое предательство подруг по несчастью чудовище Пирамиды сохранило ей жизнь?
Кстати, а сам я как спасся?
И почему мы здесь, вместе, в таком пикантном виде (я уже успел осознать, что явь так и не вернула мне отсутствовавшую в бреду одежду)?
В этот момент девушка заметила, что я пришел в себя, и улыбнулась — по-доброму, но будто бы с легкой грустинкой.
— Я тебя приветствовать снова, муж, — сильно коверкая УМ-наречие, да еще и с заметным акцентом — так что я едва понял сказанное — нараспев проговорила колонистка.
— И тебе привет… — пробормотал я, приподнимаясь с ложа на локтях. В голове у меня тут же зашумело, и следующую фразу я выдал почти на автомате: — Прости великодушно, а ты кто?
— Твоя жена, — удивилась девушка.
— В смысле, жена? — нахмурился я.
— Ты не помнить? — озабоченно спросила моя собеседница. — Да, такое бывать, мама рассказывать, папа тоже не сразу вспомнить, — тут же, впрочем, успокоившись, продолжила полуговорить, полунапевать она. — Я войти в Храм. Ты войти в Храм. Храм соединить нас. Мы — закрепить наш брак, — девушка посторонилась, демонстрируя бурое пятно на простыни позади себя. Шаккр, это то, что я думаю?! — Теперь всегда муж и жена! Посему я вплести себе красное в волосы.Красное на ложе, — снова указала она на испачканную простынь, — красное на голове! — продемонстрировала она торчавшее из прически перо. –Авот — твое, — протянула брюнетка мне такое же.
«Поздравляю, капитан!» — не ко времени очнулась Аран.
— Я — Морава, — продолжила между тем девушка. — Младшая дочь вождя Озерного Племени. А ты — кто, муж мой?