Шимасса испуганно оглянулся, ему стало не по себе, даже в жар кинуло.
Но откуда мне знать, что это слово именно потерянное имя? Может, просто слово, обычное пустое слово… Нет, не просто, ничего не просто. Просто так такие слова не приходят. А он общался с чудесным камнем, мало ли что камень в нем разбудил. И он убил пришельца. До камня такое бы было невозможно.
— Ах, Живоглаз, как мне не хватает тебя, — вздохнул Шимасса. И вдруг понял, и удивился тому, как раньше столь очевидное не понимал: Живоглаз не принадлежит ни ему, ни попу, ни пришельцам. Живоглаз сам по себе: он никому не принадлежит и сам себя дарит, кому хочет.
Шимасса улыбнулся. И лег спать. Он был счастливый, сам не зная отчего. Последнее, о чем он подумал, засыпая, это о лесном народе. Говорят, у них очень длинная память, только они могут знать, что это за слово Шимасса нашел. А встретить лесных жителей можно у человека, у которого он украл Живоглаз. Они, лесные, называют его — Капитан. Шимасса сам видел их, и не раз, когда ход копал. Они страшные, но не так, как пришельцы. Пришельцы — тьма, лесной народ — свет, огонь. Огонь может быть страшен, но это не тьма. Шимасса больше не боится огонь.
Засыпая, он улыбался. Ему снилось, будто в его подклеть залетела звезда и упала прямо под кровать. Сон на этом оборвался. Он снова заснул. И снова во сне увидел, как в подклеть залетает звездочка и падает под кровать.
Шимасса проснулся и сразу полез под свой топчан. И там, в темноте, что-то блестело. Он аккуратно протянул дрожащую от волнения лапу, взял блестящий предмет. Это был Живоглаз!
Шимасса едва не завопил на все село от радости.
Живоглаз!!! Живоглаз вернулся к нему, но как?!
Шимасса подумал, что это осколок того Живоглаза: но нет, камень был ровной каплевидной формы, без единого скола. Это был полноценный кристалл, Живоглаз, только маленький.
Он долго водил лапами по камню, урчал от блаженства, привыкал к новорожденному Живоглазу, а Живоглаз привыкал к нему. Шимасса немного поблуждал среди оживших ярких воспоминаний из детства. Однако что-то его постоянно тревожило, он пытался мучительно вспомнить. И вот, стоя у приоткрытой двери и подставляя лапы чистому солнечному свету с запахом детства, он вспомнил то странное слово, что нашел вчера — рамяусты.
Рамяусты — несколько раз повторил Шимасса и вдруг увидел странную картину. Прямо перед ним пылал огонь, необъятный огонь, огонь до самого неба — ровный, чистый, спокойный и очень яркий, как солнце в полдень. Вокруг огня сидели его далекие-далекие предки. Они были похожи на него, но величественнее, грациозней. Они напоминали застывшие, каменные статуи исполинских кошек.
Далекие предки неподвижно смотрели на пламя. И вдруг стали один за другим исчезать, соединяться с пламенем и белым чистым дымом уноситься к звездам. Дымчатые тела — догадался Шимасса. Вскоре не осталось никого, кроме одного существа, огромной женщины-кошки. Она повернула свое лицо к Шимассе, посмотрела прямо ему в сердце своими желтыми глазами.
— Помни, ты из народа рамяустов, — сказала она. И исчезла. Исчезло все.
Шимасса долго стоял, погрузившись в безмолвие. Потом очнулся: он знал, что делать. Он пойдет к дому Капитана, он будет ждать лесной народ, от которого исходит огонь. Шимасса больше не боится огонь. Если надо, он пойдет дальше: через страшную Браму, прямо на вершину Холма, туда, где живет лесной народ.
Индуист
Синекожий, четырехрукий Вишну возлежал в темно-синей пустоте. В одной руке Вишну держал какой-то цветок, в другой — что-то похожее на жезл, в двух остальных руках — огромные раковины. Полубог творил миры, материальные вселенные. Вселенные вылетали прямо из головы Вишну, в виде бесчисленных непроницаемых шаров… Эти шары вызвали у меня ассоциацию с «пузырями сновидений». Термин, вычитанный на сайте «хакеров сновидения». А что, довольно точное определение — каждый сон, маленький пузырек осознания, миниатюрный мир со своим сюжетом и героями.
Другой плакат изображал Кришну. Угольно-черный Кришна играл на дудочке и пританцовывал. Больше на плакате ничего не было… Внезапно мне вспомнился день знакомства с Индуистом. Так ярко, живо! Он ведь тогда пришел к нам прямо из кришнаитского храма.
Было это в конце мая 93 года, на самом закате моей «рокерской» полосы жизни. Мы, разношерстная небольшая тусовка рокеров, обмывали наш записанный магнитофонный альбом (который, кстати, впоследствии пришлось переписывать заново). Дело было в одном просторном доме. Слово «коттедж» еще как-то не было распространено в обиходе, но это был именно коттедж — просторный двухэтажный дом с внушительной открытой террасой и декоративными античными колонами. Дом стоял на живописном берегу лимана, где спустя несколько лет и возникнет коттеджный поселок.