— Здравствуйте-здравствуйте, друзья-человеки, очень хорошо, что вы пришли. Сегодня утро десятого дня вашего пребывания у нас. И сегодня важный день у Капитана. Да и у вас тоже. Послезавтра Совет. Потом вы покинете Холм. Сегодня лучший день для разговора. Предлагаю совершить небольшое путешествие со мной, — Игуменья сделала плавное движение рукой в сторону ладьи.
Отец Иван и Дмитрий перебрались с причала в судно и тут увидели кота, который разговаривал с ними на Птичьем Троне. Кот лежал в удобном деревянном креслице, сбоку от хозяйки ладьи. Почувствовав на себе немые взгляды людей, кот поднял голову и важно сказал:
— Еще раз, здравствуйте. И не удивляйтесь. Я кот, животное служебное и полезное.
— Это Корифей, — с улыбкой сказала Игуменья, — мы отвезем его поближе к дому.
— Вы кот? — спросил Дмитрий, садясь в удобное кресло: он не сводил глаз с удивительного животного.
— А что вы перед собой видите? Разве я похож на бегемота? Или на мне лишние хвосты? — кот обиженно фыркнул.
— Не обижайтесь на Корифея, — сказала Игуменья, — он у нас такой. Даже я не все о нем знаю. Пришел когда-то к нам с Другого Берега. А теперь ходит, где хочет.
— Не где хочу, хозяйка, — возразил Корифей, — а исключительно по долгу службы. Исходя из этого же долга, будь он неладен, вынужден частично скрывать свою биографию… Все, молчу, простите, не хотел никого обидеть. Молчу как рыба…
Ладья Игуменьи без всяких внешних усилий плавно отчалила от причала и взяла курс на юг, к морю. Какое-то время все сидели погруженные в свои мысли. Отец Иван разглядывал ладью — в ней не было ничего примечательного: большая лодка, разве что с необычно задранным носом и изящной деревянной отделкой, удобными сиденьями и крохотной каютой на носу. Дмитрий пытался вспомнить свои ощущения от прошлого путешествия на ладье. Ничего толком не вспоминалось кроме ощущения, что ладья не плывет, а летит.
Молчание нарушила Игуменья:
— Пришельцы сожгли пристройку с Золотым Веретеном во дворе дома Капитана, — тихо сказала она, глядя задумчиво вдаль. — Это вы, наверное, слышали.
— Слышали, — ответил отец Иван. — Слышали, что Пестрый спас Золотое Веретено.
— Да, Веретено не сгорело, — ответила Игуменья и улыбнулась. — И дом Капитана не сгорел. Слава Пестрому и Отшельнику. Но главное не это, друзья. Главная новость: прямо у дома Капитана Отшельник нашел Серого, без чувств. И забрал его к себе, вокруг было полно пришельцев, Серый наверняка бы угодил в рабство. Но не в этом суть. У Серого была сумочка, и в этой сумочке Отшельник нашел Живоглаз. Понимаете?! Небольшой новорожденный Живоглаз, вот такой как у вас. Отшельник и все мы были поражены…
— А я предупреждал, — перебил Игуменью Корифей, — предупреждал, что что-то в этом роде будет. Иначе наши шансы против темных равны нулю.
— Да, Корифей, мы все помним это, — ласково сказала Игуменья и погладила кота по голове. — Ну, я продолжу: выяснилось, что это не простой Серый. Это тот самый Серый, что украл у Капитана Живоглаз. Волшебный кристалл, видимо, сильно повлиял на беднягу. Изменил его. Серый даже вспомнил утраченное имя его народа. И дальше что-то такое произошло, что Живоглаз подарил ему себя. Друзья, — радостно воскликнула Игуменья, — какой оборот дела, какой чудесный случай!
Игуменья тихо что-то пропела.
— Пришельцы трижды просчитались, — продолжила она. — Тот, кто должен был выкрасть Живоглаз для них, стал верным другом Живоглазу и всем нам. Это замечательный Серый. Его зовут Шимасса… Итак, и Веретено спасено, и Живоглаз стал дарить себя. И первым сделал свой дар тому, о ком меньше всего мы думали. А уж темные и подавно. В их глазах Шимасса — раб, даже более: он для них ничто. Да, в их глазах, ослепленных гордыней и ненавистью. Они хотели использовать отца Бориса как приманку. Они не поняли, что это нам не нужно.
— Бедный отец Борис, — тихо сказал отец Иван.
Игуменья посмотрела на отца Ивана проницательным и одновременно печальным взглядом.
— Я знаю, — сказала она, — Живоглаз открыл тебе внутреннюю суть отца Бориса. И ты увидел: сердцевина у него не гнилая. И не корыстные побуждения заставили его залезть в ловушку, а любовь. А вот кора у бедного служителя Кон-Аз-у совсем никуда не годится. Никакой защиты. И все от столь свойственного человекам рационального безверия. Материальная слепота. Бедный, он даже и близко не подозревает, в какую ловушку угодил. И если так дальше будет — впереди его ждет только гибель.
Игуменья вложила свою светло-коричневую невесомую руку в кряжистую ладонь отца Ивана: