— Возможно, твой двойник друг автора. Как здесь ты друг Дмитрия.
— Зазеркалье какое-то получается, — возразил отец Иван. — Странная философия: двойники, тройники.
— Увы, — вздохнул Капитан, — мы разделенные существа. В этом наше главное несчастье.
— Разделенные? Как это понимать?
— Это понимать можно во многих смыслах. Возьмем, для примера, аспект памяти. Вспомните свое первое путешествие в Браму. И как через каких-то пару-тройку лет почти все стерлось из памяти. Помните? Этого бы не произошло, если бы наше «я» было целостно и полноценно. Мы бы тогда помнили все свои сновидения и путешествия вне тела. Все необычные состояния сознания были бы для нас так же естественны, как и привычная дневная жизнь. Однако мы не помним эти состояния. Мы также не помним многого и из привычной своей жизни. Мы не обращаем внимания на тысячи и тысячи событий, что происходят вокруг нас. Волшебные существа пытаются говорить с нами, дарят нам свои миры, наполненные чудесами. Но мы этого всего не замечаем, волшебству нет места в нашем маленьком мире единственного, как нам кажется, дорогого нашего обыденного «я»… Вот в чем наша слабость, друзья!
— Логично, — заключил отец Иван. Капитан продолжил:
— Человек вынужден плавать по поверхности своей единственной жизни. И другие «я» и миры, в которых эти «я» обитают, выброшенные на обочину сознания, начинают как бы мстить человеку. Отсюда во многом и тоска, и пустота жизни, и самоубийства, и все печали человеческие. Союз, о котором говорят стражи, это еще и возвращение человека к целостности своего бытия.
Капитан остановился, пристально посмотрел в сторону северного склона Холма. Там медленно поднимался в небо искрящийся сноп света. Дойдя до какой-то невидимой точки, сноп света остановился и, повисев несколько секунд неподвижно, распался на фиолетовые всполохи. Послышались хлопки, как от новогодних петард.
— Фейерверк, — вопросительно сказал Дмитрий.
— Кажется, к нам необычные гости, — ответил Капитан.
И точно. Не прошло и минуты, как из-за изгиба северного склона показалась высокая фигура Пестрого, затем Ларисы-археолога. Рядом с Ларисой важно вышагивал знакомый уже кот Корифей и какой-то пес, большой и лохматый. Пес радостно носился, крутился вокруг оси, кувыркался и даже взлетал в воздух (в этот момент Дмитрию казалось, что необычный пес вырастает до облаков, и из облаков начинает сыпаться новогодний серпантин).
— И я тут, и я тут, — радостно восклицал пес. — Здравствуйте! Здравствуйте! Ах, как прекрасно и хорошо. Как пафосно! Я тут!
— Считаю проявление пафоса в данную минуту неуместным, — веско возражал кот. — Впереди большой Совет, всем надо собраться. Молча. Без лишнего торжества. Мур-р. Так я это понимаю.
— Не проявление, а появление, — спорил пес. — В хорошем и прекрасном мире, среди друзей пафос лишним не бывает.
— Как скажешь, — сказал кот.
— Пафос лишним не бывает, — эхом отозвался чудесный лес на вершине Холма.
— Как скажете, но без пафоса нам не цвести, — откликнулись большие синие цветы у подножия склона.
— Здравствуй, необычный друг, — сказал Капитан, обращаясь к псу. — Хорошо, что ты здесь.
Сердце Совета
В самом центре здания Совета, среди молодых и стройных деревьев, под огромным прозрачным куполом расположилась небольшая, вытянутая овалом поляна. Четыре аккуратных песчаных дорожки, по числу сторон света, сбегаются к ней. Здесь, на поляне и должен был пройти долгожданный Совет.
Капитан и его друзья прибыли на место в первых вечерних сумерках. На поляне они увидели с десяток стражей и Пафоса, которого стражи обступили полукругом. Пес Пафос возлежал на мягких подушках. Он ораторствовал. Стражи восторженно поддакивали ему, гладили его по голове, чесали за ушком.
— Я не знал тогда, что могу думать, — вещал Пафос. — Я не знал, что я хороший. Я не знал, что я Пафос. Я был бездомен. Болтался от одной сетевой помойки до другой. Я и не подозревал, что могу говорить и хочу быть. Когда я нашел свой дом и себя самого в своем новом доме, меня наполнил щенячий восторг. Гав, давно забытое чувство, гав! И я понял, что я хороший и больше не хочу кусаться. Я теперь Пафос, я друг народа.
— Замечательная история! — воскликнул какой-то молодой страж, одетый в зеленый плащ с нарисованными на нем синими лотосами иллиунурии; у стража была пышная медно-красная копна волос на голове. — Только одно место в твоей истории нам непонятно. Скажи, что такое сете… сете-у-вая помойка?