Из-под машины вылез еще один человек. Это был старший сержант Кузьмин, механик Наташиного «яка».
Теперь Наташа была убеждена, что весь этот народ занимался ее истребителем. Хвост «яка» был приподнят с земли трехногим домкратом. «Неужели выявились новые повреждения?» — озабоченно подумала Быстрова и заторопилась к машине.
Остановившись в десяти шагах, она вопросительно посмотрела на Кузьмина и двух оружейников. Ей хотелось по их лицам угадать — большая ли беда стряслась с ее самолетом? Что еще обнаружили в нем?
Первым Быстрову заметил Кузьмин и, бодро взяв под козырек, расплылся в улыбке:
— Здравия желаю, Наталья Герасимовна!
— Здравствуй, Тиша… Как дела-то? — спросила она.
— Дела идут! — ответил механик и снова улыбнулся.
О чем бы Кузьмин ни говорил, улыбка не сходила с его обветренного, коричневого лица. Наташе всегда казалось, что улыбаются не только губы Кузьмина, но и глаза, нос, лоб и даже уши. От механика веяло какой-то завидной легкостью и уверенностью.
Его большие выразительные глаза, опушенные длинными черными ресницами, вызывающе смотрели на все и вся. На самом же деле Кузьмин был на редкость скромным, выдержанным. Эта черта его характера особенно нравилась Наташе, и потому она была дружески расположена к своему механику, безоговорочно доверяла ему.
Веселая физиономия Кузьмина, однако, не успокоила летчицу. Осторожно, словно боясь услышать что-то страшное и роковое для себя, она спросила:
— Идти-то идут, а может быть, плохо?
— Что вы, товарищ гвардии капитан! — с упреком воскликнул Кузьмин. — Я же обещал вам за тридцать шесть часов управиться, да и командиру полка об этом заявил. Значит — порядок!..
— Но где он, порядок твой? — спросила Наташа, комкая в кармане реглана перчатки, свернутые клубочком.
— Мотор уже здоров, Наталья Герасимовна. Стало быть, машина в строю, — пояснил Кузьмин.
Ободряющий тон механика несколько успокоил Быстрову. Она подошла ближе. Под крылом самолета два оружейника чистили замковые части пулеметов. Наташа поздоровались с ними.
— Садитесь, ребята, продолжайте…
Кузьмин, вытирая ветошью замасленные руки, снова заговорил:
— Вчера дотемна, а сегодня с рассвета паримся… Больно здорово вас чесанули! Одна пуля над затылком сантиметра за три прошла, а то и поменьше… Остальные восемь — по фюзеляжу к хвосту.
— А я и не заметила…
— То-то, что не заметили! А надо бы, товарищ капитан, примечать, когда на волосок от смерти…
— Три сантиметра — не волосок.
— Еще с другого направления одна по прибору стукнула, две по мотору и четыре по левой плоскости, недалеко от бака… Словом, дали как полагается! — улыбнулся в заключение Кузьмин, будто был всем этим очень доволен. — Краем крыла не черканули по земле при посадке? — спросил он.
— Нет. Немца задела. Шла в лоб. Сам знаешь, отворачивать первому нельзя. А он тоже чего-то замешкался…
— Значит, горячо было?
— Ничего, нормально… В общем, наладите? — Наташа заглянула в глаза Кузьмину.
— Что ж вы сомневаетесь, Наталья Герасимовна?! Акт у меня в кармане. Самолет принят.
Черными, лоснящимися пальцами Кузьмин полез в нагрудный карман комбинезона и вытянул оттуда сложенный вчетверо лист бумаги.
— Не надо, — остановила его Наташа, — испачкаешь. Я и так верю.
— Будьте покойны! — просиял Кузьмин. — Мы, бывало, и не такой ремонт сами делали.
— Ну, ну! Очень рада. Спасибо, Тиша… Беспокоилась, думала, задержка будет.
На стоянку прибежал запыхавшийся старшина и, щелкнув каблуками, доложил Быстровой, что ей приказано явиться в штаб полка к четырнадцати часам.
До назначенного часа оставалось минут сорок, и Наташа решила «пострадать» возле «яка», тем более что Кузьмин собирался еще раз опробовать мотор.
5
В одной из просторных комнат штаба авиаполка, разместившегося в левом крыле длинного одноэтажного здания цитрусового совхоза, сидел за столом заместитель начальника штаба старший лейтенант Борис Иванович Горюнов, молодой, рано полысевший, румяный блондин. Две обитые коричневой клеенкой двери вели из его комнаты в кабинеты командира полка и начальника штаба. По левую руку от Горюнова стоял столик с несколькими телефонами; справа, у стены, возвышался несгораемый шкаф, а у широкого окна — из зеленого бочонка большими резными листьями тянулся к свету филодендрон. Рядом с ним — круглый стол и пять дачных плетеных стульев. Вдоль другой стены — два легких дачных дивана и несколько бамбуковых кресел.
На стене, против стола Горюнова, висели круглые часы, а под ними, на специальном гвоздике, чернел овалом ушка ключ для завода часов, напоминавший своей формой ключ для коньков. Этим ключом лейтенант очень дорожил, так как при взгляде на него всегда вспоминал свое вологодское деревенское детство и каток на реке Сухони.