Но есть период, когда старый город вдруг выходит из оцепенения: дни праздника короля Рене.
Король Рене — герой старинных народных легенд.
Именно в Эксе блистательный граф Анжуйский утешался в потере престола Обеих Сицилий, устраивая полухристианские, полуязыческие процессии.
Время от времени — раз в четыре года или в пять — жители Экса устраивают историческую кавалькаду, где правнуки очень искусно изображают своих средневековых предков.
В Эксе еще осталось с дюжину семейств, происходящих от сеньоров доброго короля Рене — они-то и затевают эти празднества, обычно продолжающиеся несколько дней.
Тогда старый город облекается в праздничные одежды, расцветает флагами в окнах, улицы его заполняются восторженной толпой зевак, а все, кто из экономии живет обычно в старом замке или в пригородном доме, устремляются в город и на неделю поселяются в своих ветхих особняках.
Так вот: спустя полтора месяца после событий, о которых мы только что рассказали, Экс предавался разгулу исторического карнавала.
Днем кавалькады и торжественные мессы, вечерами балы и концерты, не говоря уже о серенадах в честь разных надворных судей, вышедших в отставку вследствие "славных" июльских дней, и прогулок с факелами, куда со всей охотой отправлялись закованные в железо рыцари, пажи в желто-синих одеждах и прекрасные дамы с соколами на перчатках.
И все они смеялись и веселились безумно — так, как веселятся непривычные к забавам люди.
Был третий час ночи. Звезды в небе ярко блистали, факелы освещали улицы, а по булыжной мостовой весело позвякивали пустые ножны и тупые шпоры.
На Бульваре, напротив фонтана, рыцарь, носивший изящно застегнутый на плече белый плащ Мальтийского ордена, повстречал прекрасного трубадура с гитарой на перевязи и в берете с пером, развивавшимся на ветру, который шел, пошатываясь: видно, отмечал средневековый праздник шампанским самой модной марки.
— А, трубадур души моей! — сказал ему мальтийский рыцарь. — Право, для серьезного человека ты очень уж весело проводишь нынешний вечер. Откуда ты теперь?
— Только что сбежал от президентши де Буа-Коломб.
— А теперь на поздний ужин в кружок Секстия?
— Да нет, иду домой.
— Спать?
— Нет, работать.
Мальтийский рыцарь расхохотался:
— О, магистрат сердца моего! До каких же пор ты, с подобными тебе, будешь уверять нас, что так вот сочетаешь труд с глубокой ленью, а польку — с юриспруденцией?
— Честное слово, дорогой мой: я иду работать.
— Над чем?
— Разве ты не знаешь, что я теперь веду следствие по очень важному делу? — ответил трубадур.
— Ах, верно, верно! Черные грешники?
— Да.
— И вы думаете, что поймали их капитана?
— И опять верно, поймали.
Мальтийский рыцарь пожал плечами:
— Как верно и то, что меня зовут Рене де Лорж, что я ничем не занят и счастлив с пятнадцатью тысячами ливров ренты не меньше, чем мои сиятельные родичи герцоги де Лорж дю Блезуа со своими миллионами. Как верно также и то, бедняга мой Сен-Совер, что страсти сейчас тебя ослепляют.
— А, трубадур души моей!
— Позволь? — ответил трубадур, ставший серьезным, как следователь (а он и был следователем).
— Дорогой друг, — сказал Рене де Лорж, — дай я провожу тебя до дома и выскажу свое мнение.
— О чем или о ком? — нахмурился молодой магистрат.
— Об арестованном бароне Анри де Венаске.
— Ах вот оно что!..
— Венаски — безупречные дворяне, и вот уже второй раз их старинная вражда с Монбренами де Сент-Мари играет с ними злую шутку. Анри так же невиновен, как невиновен был его дядя Большой Венаск.
— Мой дядя так не считает.
— О, твой дядя… твой дядя… Послушай, давай не будем говорить о твоем дяде, который за свою долгую карьеру нажил себе тысячи врагов.
— Врагов закона, мой милый.
— Пусть так, но мы все живем в раскаленной стране под жарким солнцем, где закипают все страсти. Обрати внимание!
— Ну и что? — хмуро спросил господин де Сен-Совер.
— Скажи мне: вот есть шайка злодеев, которая украла сто тысяч франков из замка Монбрен — верно?
— Да.
— И молва говорит, что их главарь — Анри де Венаск.
— Будь не так, за что бы его арестовали?
— Правосудие может ошибаться.
— Ну нет, в конечном счете оно всегда добивается правды, — возразил господин де Сен-Совер.
— Значит, ты веришь в его виновность?
— Как честный человек.
— И у тебя есть доказательства?
— Доказательств множество.
— Как ведет себя обвиняемый?
— Спокоен, высокомерен, презрителен и все пожимает плечами.
— Но ведь, друг мой, — сказал господин Рене де Лорж, — трудно предположить, что человек обладает даром вездесущести.
— Это возражение я ожидал.
— Анри де Венаск не мог находиться одновременно в Вандее и на Любероне.
— Это верно.
— Так был он в Вандее или нет?
— Ну конечно был!
— Тогда, значит, он не был на Любероне во главе черных братьев?
— Это было за неделю до его отъезда. Все даты идеально совпадают. Между его появлением в маленькой свите герцогини Беррийской и исчезновением из замка Бельрош есть двенадцать дней, и объяснить, что он делал в это время, невозможно.
— Вот как!
— И есть десять человек, говорящих, что узнали его.
— Вот в этом я сомневаюсь.
— Не считая самого господина де Монбрена, которого он хотел убить.
Рене де Лорж вздохнул:
— Да, все это очень странно, но я остаюсь при своем убеждении.
— Ты считаешь барона невиновным?
— Как самого себя.
Господин де Сен-Совер пожал плечами.
Так, за разговором молодые люди свернули на улицу Понморо и проходили теперь мимо Дворца правосудия.
Слева от этого внушительного здания стоял старинный высокий дом, на верхнем этаже которого светилась одинокая лампа.
— Посмотри-ка вон туда! — воскликнул господин де Сен-Совер, указывая рукой на свет в окне.
— Это же дом твоего дяди, — сказал Рене де Лорж.
— Ну да.
— Так он в Эксе?
— Уже третий день.
— Летом?
— Да, летом. И не из-за праздника он сюда приехал.
— Уж конечно нет. Я думаю, он отроду никогда не смеялся.
— Очень может быть.
— Так зачем же он приехал в Экс?
— Не знаю. Ты ведь знаешь: дядя всегда был человеком загадочным.
— И он встал в такую рань?
— Должно быть, так: освещенное окошко — это его кабинет.
— Послушай, Сен-Совер, а мне пришла в голову странная мысль.
— Что такое?
— А не заглянуть ли нам сейчас к нему?
— В таком наряде?
— А что?
— Господи! — воскликнул молодой юрист. — Да он меня так и наследства может лишить.
— Пустое! — возразил Рене де Лорж. — А мне было бы очень любопытно знать, что может делать твой дядя в такой час.
И он взялся за дверной молоток.
— Да ты с ума сошел! — воскликнул господин де Сен-Совер.
— Ничего, пошли!
И господин Рене де Лорж ударил молотком по дубовой двери, окованной железом.
II
Познакомимся наконец поближе с этой внушавшей страх личностью — с советником Феро, именовавшим себя Феро де Ла Пулардьер.
Его обитель — старинный дом на площади Дворца правосудия.
Это жилище — высокое, черное, всего с тремя окнами по фасаду каждого этажа, — выглядело так мрачно и зловеще, что, проходя мимо него, хотелось невольно прибавить шагу.
Советник Феро в нем родился, но с тех пор как вышел в отставку, подолгу в нем не задерживался.
Разве что два или три раза в год старая дорожная бер-лина, запряженная парой крестьянских лошадей, спускалась от городских ворот по улице Бельгард, останавливалась перед этим домом и высаживала старого магистрата, а на другой день он почти всегда уезжал. Но дом не был необитаем: весь он, кроме четвертого этажа, который советник оставил за собой, сдавался внаем.