— Как, сударыня, вы здесь?
При этом мысли молодой магистрат вздрогнул. Действительно ли он до сих пор поступал как простое орудие закона? Не поддавался ли он невольно чувству ревности?
Он думал об этом, стоя перед двумя женщинами, которые глядели на него скорей с любопытством, чем с неприязнью, и, похоже, искренне ничего не боялись.
Все эти мысли промелькнули быстрее, чем нужно молнии, чтобы превратиться в гром, а мадемуазель де Венаск между тем продолжала:
— Вы, сударь, вряд ли найдете здесь что-нибудь, что сможет вам сильно помочь. Мы здесь почти никогда не бываем. Я приезжала в Экс два с лишним года назад, и даже мой племянник в этом году приезжал только раз.
Господин де Сен-Совер вдруг сразу вспомнил ночную свечу на окне.
— Сударыня, — сказал он, — поверьте, что я ищу доказательства невиновности вашего племянника и к вам сюда пришел не магистрат, покорный тягостному долгу, а скорее дворянин, желающий, чтобы человек его сословия не оказался опорочен.
Он произнес эти слова с волнением, впечатлившим его собеседниц.
— Благодарю вас, сударь, — сказала ему Марта с холодным достоинством. — Мы с тетушкой доверяем правосудию своей страны. Именно потому, что мы глубоко в него верим, вы видите нас спокойными и почти счастливыми.
— Сударыня, — сказал затем господин де Сен-Совер, обращаясь к старой деве, — вы говорите, ваш племянник приезжал сюда?
— Да, сударь. Примерно полгода назад.
— Вы не помните точно числа?
— Он выехал из Бельроша 27 апреля в три часа ночи.
— В самом деле?
И господин де Сен-Совер подумал:
"Ведь и президентша давала бал 27 апреля! Значит, в особняке был действительно он".
Потом он сказал вслух:
— Долго ли он здесь оставался?
— Нет, сударь, всего одну ночь.
— Так-так!
— На другой день он уехал.
— В Бельрош?
— Нет, в Тулон.
— А когда он вернулся из Тулона?
— Дело в том, сударь, — сказала мадемуазель де Венаск, — что из Тулона он отправился прямо к Мадам.
— Не заезжая в Бельрош?
— Не заезжая.
— Сударыня, — сказал господин де Сен-Совер, — вот тут-то тайна и становится глубокой, необъяснимой. Повторяю: меня привели сюда не только долг магистрата и любовь к истине, но и пламенное желание увидеть, как невиновность, в которую верите вы, воссияет из глубокого мрака, что ныне ее окутывает.
— Спрашивайте, сударь, — сказала мадемуазель де Венаск, — мы готовы отвечать вам.
— Вы утверждаете, что ваш племянник приехал сюда 27 апреля?
— Да, сударь.
— Он выехал из замка Бельрош в три часа ночи?
— Да.
— И отправился в Экс?
Мадемуазель де Венаск кивнула.
— Дело в том, что ваше утверждение полностью расходится с показаниями другого человека, который отнюдь не враг вашей семье, сударыня.
— Кто же этот человек? — спросила Марта.
— Его зовут Симон Барталэ.
— Перевозчик на пароме Мирабо?
— Да.
— Что же он говорит? — спросила мадемуазель де Венаск.
— Он видел на переезде вашего племянника тем самым раним утром 27 апреля, но ехал он не в Экс, а в сторону Альп.
— И это совершенно верно, — сказала мадемуазель де Венаск.
— Как же это объяснить?
— Сударь, — ответила старая дева, — племянник мой не разбойник, но он заговорщик: мы этого не скрываем. Он уже давно одним из первых стоял в списке дворян, назначенных охранять Мадам при ее высадке близ Марселя, и попытке поднять восстание на юге, с целью объявить ее регентшей по прибытии в Бордо.
Полиция Луи-Филиппа проведала, что готовится нечто важное, и самые ярые роялисты были взяты под наблюдение.
Поэтому мой племянник поехал по дороге в Альпы, но сразу же за Мирабо он сошел с дилижанса.
— Так!
— В дубовой роще его поджидала двуколка. Анри сел в нее, поехал по другой дороге и остановился позавтракать в Пертюи. Этого было довольно, чтобы усыпить подозрения мэра соседней с нами деревни Кадараш, получившего приказание следить за моим племянником.
— А из Пертюи куда он направился?
— Сюда, в Экс. Он переехал Дюрансу по подвесному мосту.
Этих фактов, которые мадемуазель де Венаск изложила четко и ясно, как раз и недоставало в следственном деле.
Симон видел, как барон переезжал реку, но не заметил, как тот возвращался.
С другой стороны, если господин де Венаск приехал в Экс 27-го числа вечером, 28-го уехал оттуда в Тулон, а из этого города можно проследить его путь день за днем вплоть то того, как он прибыл к герцогине Беррийской, то, поскольку человеку не дано быть вездесущим, он не мог одновременно быть на пути в Бордо и собирать в Лю-бероне шайку черных грешников.
До сих пор с обвинением все было хорошо, все говорило в его пользу.
Но вот появился и луч надежды для защиты, и этот луч обещал стать ослепительным.
Лицо господина де Сен-Совера просветлело.
Само собой, ему не требовалось ничего иного, как увидеть торжество невинности господина де Венаска.
— Сударыня, — сказал он, — можно ли доказать, что ваш племянник сошел сразу после Мирабо?
— Можно, сударь.
— А что он завтракал в Пертюи?
— Ничего нет проще.
— А днем по дороге из Пертюи в Экс его видели?
— Он наверняка останавливался в Венеле задать овса коню.
— И, наконец, сударыня, — спросил еще господин де Сен-Совер, — как он 28-го числа уехал отсюда в Тулон?
— Дилижансом.
— Это легко проверить по книге в конторе, — кивнул следователь.
Он встал и распрощался.
Марта де Монбрен и мадемуазель де Венаск проводили его до порога со спокойным достоинством.
— Прощайте, сударыни, — сказал магистрат. — Вернее, до свидания. Верьте правосудию.
— И в милость Божию, — добавила благочестивая старая дева.
И господин де Сен-Совер ушел, думая про себя: "Я начинаю соглашаться с дядюшкой. Очень может быть, что господин Анри де Венаск невиновен!"
X
Господин де Сен-Совер был в полном смысле слова, человеком порядочным: он умел, оглядевшись, признать свою неправоту.
У себя дома, запершись в кабинете, молодой магистрат понял, что полтора последних месяца думал, что повинуется только своему долгу, а на самом деле повиновался множеству чисто человеческих страстей.
Он предвзято поверил в виновность барона Анри де Венаска.
А почему?
Потому что с юных лет он всегда слышал от своего дяди-советника, что Большой Венаск был виновен, хотя и оправдан.
Потому что, воспитанный в подозрении к этому роду, он всегда испытывал к нему тайное недоброжелательство.
Потому, наконец, как мы знаем, что какое-то время поговаривали о свадьбе его кузины с бароном Анри.
Кузина стала женой господина де Сен-Совера — и с той поры он лишь вдвойне испытывал неприязнь к Венаскам.
Но вот внезапно дядя стал говорить совсем другое и объявил, что тот, кого он всегда называл виновным, ни в чем не виноват; вот и сам он, господин де Сен-Совер, побывал в родовом гнезде человека, который в этот час был заживо погребен в тюремной камере, и обнаружил в этом доме двух женщин с ангельскими взорами и вдохновенной речью, с любовью и почтением произносивших имя того, кого он обвинял.
И прямой, честный ум господина де Сен-Совера, испытав потрясение, словно перечеркнул прошлое. Теперь он пламенно желал, чтобы господин де Венаск оказался невиновен, и поклялся любыми средствами получить доказательства его невиновности.
Он принялся записывать по памяти показания мадемуазель Урсулы де Венаск.
Потом он пошел к генеральному прокурору и сказал:
— Есть много улик против подозреваемого, но с другой стороны, выясняются и важные обстоятельства в пользу его невиновности. Осталось много неясного, в деле многого не хватает, поэтому к ближайшей сессии суда я не буду готов.