— Вот меня все ругают, ругают, что больно любопытная — вот и хозяйка шибко на это ругается. А вот и не зря я любопытничала. Вот и пригодилось мое любопытство…
— На что пригодилось, деточка?
— Ая что-то видела, что вам пригодится, господин следователь.
— Что же ты видела?
— Мне интересно стало, что это господин проезжающий вдруг вечером, в девятом часу, расплатился, подхватил чемодан и пошел куда-то пешком. На улице-то уже темно.
Вот я и вышла с черного хода и пошла за ним потихоньку, чтобы он меня не заметил.
— Так-так!
— И как только он вышел из города, сразу свернул с большой дороги и пошел тропкой через поле.
Там его ждали еще двое — двое мужчин, только я их не узнала: темно было, а подойти поближе я не решалась.
Один взял у того господина чемодан, они немного поговорили между собой и пошли все вместе.
— Той же тропкой?
— Да, сударь.
— И скрылись из глаз?
— Да, сударь.
— А скажи теперь, детка, — спросил господин де Сен-Совер, — если ты увидишь этого молодого господина, ты его узнаешь?
— Да конечно, сударь!
— Что ж, тогда придется тебе поехать со мной.
— Куда это?
— В Экс.
Горничная недоверчиво посмотрела на хозяев, но господин де Сен-Совер понял ее и сказал:
— Нет-нет, не беспокойся: правосудие хорошо заплатит тебе за беспокойство. Иди собирайся, мы едем сегодня же.
Понятно, зачем господин де Сен-Совер хотел устроить очную ставку служанки с господином де Венаском: надо было убедиться, что именно его следы стирали два таинственных коммивояжера в гостиничных книгах Тулона и Оллиуля.
И он уехал, взяв с собой гостиничную горничную.
На другой день он был в Эксе.
Все время своего заключения господин де Венаск находился в одиночной камере и никого не видел.
Как бы ни был силен человек, он в конце концов всегда падает духом в тюрьме, а тем более в одиночке.
Полтора месяца обвиняемый не имел вестей ни о тетушке, ни о Марте.
Несколько раз его допрашивал господин де Сен-Совер; барон с высокомерным пренебрежением заявлял о своей невиновности, не забывая о том, что господин де Сен-Совер — племянник того, кто некогда был гонителем его семейства.
Такое поведение, кроме всего прочего, немало способствовало дурному мнению магистрата о подследственном, пока господин Феро, а затем посещение мадемуазель Урсулы и Марты не заставили его переменить свои чувства.
Анри был грустен, удручен, но спокоен.
Преступник с ужасом видит, как приближается час суда — невиновному не терпится предстать перед судьями поскорее.
Когда господин де Сен-Совер вошел в камеру, Анри проявил некоторое удивление: до сих пор его всегда проводили в кабинет следователя.
Удивлен он был и печальным и, можно сказать, ласковым выражением лица молодого магистрата.
— Милостивый государь, — сказал ему господин де Сен-Совер, — я пришел к вам скорее как друг, чем как судья.
Анри недоуменно посмотрел на него.
— Там его ждали еще двое.
— Я имел честь видеть вашу тетушку и вашу невесту — мадемуазель де Монбрен.
У Анри вырвался крик.
— И еще я принес вам добрую весть: режим вашего заключения ослаблен, эти дамы могут навещать вас.
Он говорил проникновенно, взволнованно, и, охваченный приступом внезапной признательности, Анри воскликнул:
— Ах, милостивый государь, как я вам благодарен!
— Благодарить меня, милостивый государь, — важно возразил господин де Сен-Совер, — будете, когда я выведу на свет божий вашу невиновность, в которую теперь верю. Но для этого мне нужна ваша помощь.
— Я говорил вам только правду, милостивый государь.
— Да, но не всю правду.
— Есть секреты, которые мне не принадлежат.
— Пусть так, но миссия правосудия — открывать и такие секреты, и теперь я вынужден устроить вам очную ставку с человеком, чьи показания могут вам очень пригодиться.
С этими словами господин де Сен-Совер дважды постучал в запертую дверь камеры.
Дверь отворилась, и жандарм ввел дрожащую от волнения горничную.
— Вы узнаете этого господина? — спросил следователь.
— Да, конечно! — ответила служанка. — Это тот самый господин, о котором я вам говорила.
— И я знаю эту девушку, — сказал Анри. — Она служит горничной в гостинице "Единорог" в Оллиуле.
Господин де Сен-Совер вздохнул с облегчением.
— Ну вот, — сказал он. — Уже одно свидетельство в вашу пользу.
Он велел увести горничную и продолжал:
— Вы выехали из Экса 27 апреля, не так ли?
— Да, милостивый государь.
— Поехали в Тулон?
— И это совершенно верно.
— Остановились там в гостинице "Флот и Колонии"?
— Да.
— Записались в книге приезжих?
— Разумеется.
— Был ли у вас какой-либо мотив скрываться?
— Никакого.
— Затем вы поехали в Оллиуль?
— Да, милостивый государь.
— И там также записались?
— Записался.
— А из этого города вы ушли пешком?
— Верно, пешком.
— С чемоданом в руке?
Анри кивнул.
— И куда вы пошли?
Анри улыбнулся.
— Вот тут, милостивый государь, кончаются мои тайны и начинаются тайны моих соратников. Позвольте мне не отвечать.
И снова тайна!..
XII
Господин де Сен-Совер нахмурился.
— Господин барон, — чрезвычайно учтиво сказал он, — входя сюда, я сказал вам: в эту минуту я не судебный следователь — я дворянин, которому ужасно видеть другого дворянина под бременем тягчайших обвинений и который желал бы, чтобы невиновность ваша была доказана.
Но для этого надобно, чтобы вы мне помогли.
— Я готов отвечать вам, милостивый государь, на любые вопросы, которые касаются меня лично, и только меня, — ответил Анри де Венаск.
— В таком случае позвольте задать еще несколько вопросов.
— Задавайте, милостивый государь.
— Я беру за отправную точку вашу версию. Вы оставили ваш замок Бельрош для того, чтобы присоединиться к сторонникам герцогини Беррийской?
— Так оно и есть, милостивый государь.
— Двадцать восьмого числа вы приехали в Экс, у меня есть тому доказательства. В Тулоне вы были двадцать девятого?
— Верно, милостивый государь.
— И у вас действительно не было никакого мотива скрываться?
— Никакого.
— И вы записали свою фамилию в гостиничной книге?
— Совершенно верно.
— И в Оллиуле также?
— Да, милостивый государь, но с этого момента я уже не один и, как уже говорил вам, не могу сказать, что я делал потом.
— Хорошо, я вас об этом не спрашиваю. Вот только один очень важный для меня вопрос.
— Какой же?
— Можете ли вы сказать мне, не появился ли у вас затем какой-нибудь мотив скрыть ваше пребывание в Тулоне и уничтожить его следы?
— Никакого мотива к этому у меня не было никогда, — ответил Анри де Венаск, явно удивленный таким вопросом.
— И те загадочные друзья, чьих имен вы не называете, тоже не могли иметь таких мотивов?
— Ни в малейшей мере. Да они и не знали, — заметил Анри, — что я приехал к ним из Тулона. В Тулон я заезжал с единственной целью: взять у нотариуса пятнадцать тысяч франков, в которых очень нуждался, потому что из Бельроша я выехал почти без денег.
Чем дальше барон де Венаск давал эти объяснения, тем довольнее становилось его лицо.
— Тогда, милостивый государь, — сказал он, — если ни вам, ни вашим друзьям не было выгоды скрывать ваш проезд через Тулон, то иначе думали ваши враги.
Анри вздрогнул:
— Я не знаю никаких своих врагов.
— Простите, но приходится принять такую гипотезу: если вы не возвращались на берега Дюрансы, не командовали черными грешниками…
— Не было этого!
— Если, наконец, человек, которого называют капитаном, — не вы, то он воспользовался некоторым недоразумением и постарался скомпрометировать вас, чтобы уцелеть самому.