"Да, — думал он, — капитан Фосийон был казнен, но его преступление — политическое, а казнь за политику никого никогда не позорила. Что далеко ходить: ведь и жена его прожила долгие годы, окруженная всеобщим почетом, и дочь нашла жениха, и во всем Марселе — городе роялистов — не найдется никого, кто не считал бы капитана Фосийона мучеником. Отчего же сын его сменил имя? Отчего не хочет, чтобы жена его знала правду? Отчего так боится угроз человека, которого я сейчас видел?"
Советник задал себе все эти вопросы и пришел к такому решению: не отдавать всю сотню тысяч разом, хотя она и лежала у него в бумажнике.
Итак, советник Феро терпеливо дожидался, когда же явится к нему новый сосед, господин Николя Бютен.
Николя явился вовремя.
— От восьми до девяти, — говорил ему старик.
Николя пришел без четверти девять.
Он был один. Он казался совершенно спокоен и опирался на тросточку с набалдашником из слоновой кости, которая была не чем иным, как духовым ружьем.
Господин Феро встретил его в нижней зале Ла Пулардьера, которая служила и гостиной, и столовой, а на Михайлов день советник принимал там своих арендаторов.
Николя Бютен был совершенно спокоен — только немного бледен.
Господин Феро это заметил.
Кроме того, когда молодой человек поставил свою тросточку в угол у камина, отставной прокурор мельком взглянул на нее.
Взгляд его был совершенно равнодушен, но Николя Бютен побледнел от этого еще больше.
В зале горела только одна плошка.
Когда Николя вошел, господин Феро поставил ее на камин, так что на сидящего гостя свет падал прямо, а магистрат оставался наполовину в тени.
Но ни голос, ни взгляд, ни движения господина Феро не утратили прежней приветливости.
— Добрый вечер, сосед, — сказал он. — Вы аккуратны. Что ж, поговорим о наших делах.
Николя, ничего не ответив, ждал продолжения в учтивой, покорной позе.
Магистрат закрыл дверь и вернулся назад.
— Вот мы с вами и наедине, — сказал он. — Позвольте мне прежде всего вручить вам те десять тысяч франков, которые надобны вам нынче же вечером.
Николя вздрогнул.
"А почему не все сто?" — подумал он.
Господин Феро продолжал:
— Вы же понимаете: дома, в глуши, через полгода после появления черных грешников, никому не хочется хранить у себя много денег. Свои я держу в банках, в Эксе и в Марселе.
На той неделе я поеду в Экс. Там мы встретимся, и я отдам ваши деньги.
— Сударь, сударь! — сказал Николя Бютен. — Вы так говорите о них, как будто они действительно мои.
— Они ваши по праву, — сказал советник. — А пока возьмите вот это.
Он расстегнул суконную бурую куртку, вынул из внутреннего кармана пачку банкнот, положил на камин и сказал:
— Здесь должно быть десять тысяч франков.
С этими словами он встал. Будто бы собираясь пересчитать деньги в присутствии Николя Бютена, советник сделал шаг в сторону и оказался между гостем и тем углом, куда тот поставил тросточку.
— Ах, сударь, — сказал Николя, — не знаю, как вас и благодарить! Теперь и с женой у нас будет лад, и спать я буду спокойно…
Он говорил с тем же волнением, которое так тронуло господина Феро поутру.
Но к банкнотам он не прикасался — они так и лежали на камине.
Более того: Николя как будто что-то искал глазами.
— Берите же, — сказал господин Феро.
— Конечно, конечно, только вот…
— Что вы ищете?
— Перо и чернила.
— Зачем?
— Расписку написать.
При других обстоятельствах господин Феро, пожалуй, с негодованием замахал бы руками.
Этот человек, сотни тысяч франков в год тративший на помощь своим ближним, никогда ни у кого не брал расписок.
Но в этот раз господин Феро счел предложение Николя Бютена вполне естественным.
Он указал ему в углу залы столик, за котором обычно после обеда просматривал дневную почту.
— Возьмите плошку, — сказал он.
Николя с плошкой в руке подошел к столу, а пока он писал, советник подошел к тросточке в углу, взял ее и повертел в руках. Потом тихонько поставил ее на место, а Николя ничего не заметил.
Николя написал расписку и показал советнику.
Он расписался, поставив на южный манер имя после фамилии: "Фосийон Леопольд".
— Теперь этот человек уедет? — спросил господин Феро, взяв расписку.
— Сию же минуту, сударь.
— Вот как?
— У меня с ним назначена встреча на пароме Мирабо.
— Если так, ступайте скорей, — сказал советник, — а то карета на низ уже скоро будет.
Николя схватил советника за обе руки.
— Сударь, сударь! — воскликнул он. — Вы мой благодетель, благодетель всей нашей семьи!
Он облобызал сморщенные руки и расчувствовался так же, как утром.
Когда он направился к двери, господин Феро сказал ему:
— Вы позабыли свою тросточку.
Николя испуганно дернулся, что не укрылось от взора старика, хотя движение это было мгновенным и сдержанным.
Потом он проворно подскочил к камину и забрал тросточку с набалдашником.
Когда Бютен ушел, господин Феро первым делом аккуратно сложил расписку.
"Образец почерка человека всегда может пригодиться при случае", — думал он.
Потом он задал себе такой вопрос:
"Отчего же Николя Бютен (вернее, Леопольд Фосий-он) носит с собой не трость с потайным лезвием, а духовое ружье?"
Тогда господин Феро поднялся на второй этаж своего дома и высунулся из окна.
Оттуда он увидел Николя Бютена, который шел не вниз, к парому Мирабо, а неспешно направлялся домой.
— Вот и еще загадка! — прошептал старый прокурор. — Но я и не такие разгадывал.
А Николя Бютен тем временем думал:
"Ну и олух же этот советник! "
XVI
На другое утро на рассвете господин советник Феро вышел в сад Ла Пулардьер.
Вставал он обычно рано, в хозяйство вникал прилежно, а потому уже с утра обыкновенно осматривал хозяйским глазом, что делают арендаторы и нанятые рабочие.
Но в этот день господин Феро не остановился ни возле садовника, подстригавшего деревья, ни на краю сада, где дюжина землекопов рыла канаву.
Он вышел из сада и пошел в поле.
На нем, как всегда, была куртка без воротника, мягкая фетровая шляпа и тяжелые ботинки.
Редингот же, который старик вынул из гардероба накануне, появлялся на нем только в особо торжественных случаях.
Этот высокий, худой, но крепкий старик, всегда ходил без трости и большей частью — заложив руки за спину.
Минут через десять — двенадцать господин Феро подошел к Дюрансе прямо напротив дома паромщика Симона, на другом берегу.
Как мы видели, Симон редко давал себе труд пошевелиться ради одного-двух человек, и много раз желавшие переправиться бывали вынуждены дожидаться кареты или какой-нибудь повозки.
Господин Феро походил туда-сюда вдоль берега, чтобы паромщик его заметил, потом сложил руки рупором и крикнул.
Как мы уже говорили, Дюранса в этом месте очень узка.
Голос господина Феро перелетел через речку. Симон, готовивший завтрак, услышал его и открыл дверь.
Узнав господина Феро, перевозчик поспешил к парому.
Советник же тогда уселся на поваленное дерево и стал его спокойно дожидаться.
Никогда еще Симон не крутил с такой скоростью свою лебедку.
Паром не скользил по воде на двух канатах, а летел.
"Верно, у советника для меня какие-то новости!" — думал Симон по пути.
Причалив, Симон соскочил на берег и подбежал к советнику.
— Мне переправляться не нужно, — сказал тот, — я только хотел бы с тобой немного потолковать. Присядь-ка.
— Ничего, ничего, господин советник, не беспокойтесь! — возразил Симон и так остался стоять, почтительно сняв картуз.
— Я хотел бы знать, — продолжал господин Феро, — очень ли печалились господин Николя Бютен с коробейником, когда вчера расставались.