— Это я знаю.
— Каждому из них было назначено определенное место ожидания на берегу моря, так как никто не знал, где именно "Карл Альберт" высадит свою высочайшую пассажирку.
Сен-Назер, в отличие от города того же имени в устье Луары, — не морской порт, но там есть маленькая бухта, где можно надежно встать на якорь, так что какое-то время предполагали, что высадка может произойти и там.
— Так-так, — сказал господин де Сен-Совер. — Начинаю понимать.
— Тогда, сударь, — продолжал господин д’Англези, — господин де Венаск написал ко мне, напомнил о старой дружбе и спросил, не могу ли я укрыть его на несколько дней у себя. Он не сообщил нам, какова его цель, и мы целые сутки, ничего не зная о происходящем, ломали себе головы, от кого это он вдруг скрывается.
Он назначил нам встречу близ Оллиуля. Там мы с тестем встретили его, а я даже помог ему поднести вещи.
В Сен-Назер мы приехали ночью, и никто не видел, как он входил в наш дом, кроме, правда, помощника начальника таможни, но тот не знал и не знает его имени.
— И он десять дней пробыл у вас?
— Ровно десять. На одиннадцатый мы узнали, что герцогиня высадилась близ Марселя, и господин де Венаск поспешно отправился туда.
— Сударь, — сказал тогда господин де Сен-Совер, — ваши слова звучат так искренне, что я убежден совершенно. Но я не только человек, но и следователь, так что простите, если следователь попросит вас предъявить материальные доказательства.
— Чтобы дать их вам, сударь, я и пригласил вас последовать со мной в Сен-Назер.
Когда молодой таможенник произнес эти слова, они дошли до конца тропы, выводившей на проселочную дорогу, каких очень много в Провансе.
Там господин де Сен-Совер в последних лучах вечерних сумерек увидел кабриолет. Некий человек поспешно соскочил с него и побежал навстречу путникам.
— Господин де Жув, мой тесть, — представил его господин д’Англези.
Господин де Сен-Совер обменялся приветствиями со старым таможенником, господин д’Англези усадил обоих в кабриолет, сам забрался на козлы и взялся за поводья.
Лошадь побежала быстрой рысью.
Тогда начальник таможни сказал молодому следователю:
— Мы, сударь, люди служивые, и долг службы не исполнили, зато поступили, как подобает дворянам. Господин де Венаск мог в первый же день доказать свою невиновность. Он этого не сделал, чтобы не навредить нам.
— Нет ничего вернее, — подтвердил господин де Сен-Совер. Теперь он понимал, почему заключенный так упорно не хотел говорить, где находился в эти десять дней.
— Но вы понимаете, сударь, что мы на это не согласны, — вступил в разговор господин д’Англези. — Нас, конечно, уволят — что ж, пускай!
— Как знать… — произнес господин де Сен-Совер.
— Что вы, сударь! — возразил начальник таможни. — Амнистия, дарованная мятежникам, не может распространяться на королевских служащих вроде нас.
— Может быть, вы и ошибаетесь.
— Так или иначе, — сказал господин д’Англези, — дольше мы молчать уже не могли.
Господин де Сен-Совер кивнул, желая тем сказать: я совершенно того же мнения.
Через час кабриолет подъехал к дому начальника таможни на самом берегу моря.
От деревни он стоял на ружейный выстрел.
К господину де Сен-Соверу подошла молодая женщина с ребенком на руках.
— Моя жена, — представил ее господин д’Англези.
— Сударь, — сказал начальник таможни, — свидетельства нас троих будет вам недостаточно, но есть еще показания слуг и моего помощника, который все эти десять дней бывал у нас ежедневно и видел господина де Венаска.
Фотографии в те далекие времена еще не было, но органы правосудия уже пользовались чем-то подобным. Уезжая второй раз из Экса, господин де Сен-Совер велел сделать карандашный портрет господина де Венаска.
Сходство портрета было совершенным.
Садовник и горничная без колебаний признали в нем того молодого человека, который прожил у них десять дней.
Помощник начальника таможни также узнал его и показал еще, что 9 мая вечером, зайдя к своему начальнику за распоряжениями, он видел барона за столом.
Это показание и было тем материальным доказательством, в котором нуждался господин де Сен-Совер.
Он переночевал в Сен-Назере, на другое утро его отвезли в Оллиуль, и он тотчас же уехал в Экс.
Приехав туда, он тотчас же прошел в тюрьму к господину де Венаску и сказал ему:
— Сударь, завтра утром я с разрешения королевского прокурора подпишу постановление о вашей непричастности к преступлению, и вы будете свободны.
Господин де Венаск изумленно посмотрел на него.
— У меня, — продолжал господин де Сен-Совер, — есть доказательства, что первые десять дней мая вы провели в Сен-Назере.
Анри побледнел:
— О, сударь, если так — я лучше останусь в тюрьме!
Но тюрьма — не то местожительство, которое выбирают: немногие приходят туда добровольно, однако и не всякий волен там оставаться.
Господин Анри де Венаск сразу же твердо объявил, что лучше он будет сидеть в тюрьме, чем допустит, чтобы его друзья были скомпрометированы. Но господин де Сен-Совер успокоил его, сказав, что они с прокурором не обязаны гласно мотивировать постановление об освобождении, а значит, господина д’Англези с его тестем никто не побеспокоит и ничто не скомпрометирует.
Тогда Анри де Венаск воскликнул:
— Но если я теперь оправдан — кто же преступник? Пока этот человек не будет найден, в обществе некоторые по-прежнему будут обвинять меня!
Выйдя из камеры барона, господин де Сен-Совер сразу помчался в особняк Венасков на площади Альберта.
Там ожидали, полные упования на Бога, старая дева и юная девушка — тетушка и невеста.
При виде сияющего магистрата Марта де Монбрен радостно вскрикнула:
— Боже мой! Вы раздобыли доказательство, что Анри невиновен?
— Я принес эти доказательства вам, сударыня.
Марта разрыдалась; у мадемуазель Урсулы де Венаск нервы оказались крепче.
Она преклонила колени и поблагодарила Господа, но слез не проливала.
Что же тут удивительного, что невиновность ее племянника обнаружилась?
На другой день поутру Марта с тетушкой поспешили к тюрьме.
Постановление об освобождении поступило поздно вечером.
Господин де Венаск хотел было остаться в тюрьме: во-первых, ради своих друзей, во-вторых, чтобы дать время найти настоящего капитана черных братьев, — но его решимость не устояла перед слезами невесты и мольбами тетушки.
И он позволил выпустить себя из тюрьмы.
Вечером в "Ежедневнике Экса" прочли:
"Сегодня утром барон Анри де Венаск вышел на свободу.
Были получены неопровержимые доказательства его непричастности к преступлению, и мы рады объявить об освобождении этого молодого человека, принадлежащего к одному из лучших семейств Прованса и полгода назад исполнившего свой долг в Вандее.
Но остается тот вопрос, ответ на который, казалось, был получен с арестом господина де Венаска.
Капитан черных братьев — человек, стрелявший в господина Жана де Монбрена, говоря, что любит его племянницу, — вновь стал каким-то баснословным персонажем.
Мы можем лишь утверждать, что преступление было совершено в первую неделю мая, а господин де Венаск отбыл из тех мест 27 апреля.
Надеемся, что следствие найдет настоящего преступника и удовлетворит интерес общества к этому делу".
Эта статья взволновала весь аристократический круг Экса, а господин де Сен-Совер наконец получил письмо от своего дяди — советника Феро.
Это письмо направилось сначала в Тулон, потом в Оллиуль — и каждый раз оно приходило на следующий день после отъезда господина де Сен-Совера.
Господин Феро желал видеть книгу постояльцев гостиницы — очевидно, затем, чтобы посмотреть на ту необычную букву "д", которая присутствовала в росписи одного из загадочных путешественников.