Молодой магистрат глубоко верил в способности своего дяди — тем более что он первый догадался о невиновности господина де Венаска.
Письмо господина Феро обещало многое.
Старый прокурор явно напал на след истинного преступника, и теперь надо было помогать ему в решении задачи, за которую он взялся.
Господин де Сен-Совер поспешил в особняк Венасков.
— Господин барон, — торопливо заговорил он, схватив Анри за обе руки, — вам здесь делать больше нечего — ваше место теперь в Бельроше. В Эксе никто не сомневается в вашей невиновности, но на берегах Дюрансы найдутся такие, кто скажет: вы, дескать, воспользовались высокой протекцией, чтобы выйти на свободу.
— Уж это наверняка, — сказал Анри.
— Так вам надобно быть в Бельроше, когда настоящего преступника схватят, а день этот недалек.
— Как вы сказали? — воскликнул барон.
— Прочитайте-ка…
И господин де Сен-Совер показал ему письмо советника Феро.
В тот же день господин де Венаск, его тетушка, мадемуазель де Монбрен и ее отец уехали из Экса.
Скорое замужество мадемуазель де Монбрен и Анри де Венаска уже ни для кого не было секретом; ходил даже слух, что дядя Жан забыл о старой вражде и дал согласие на этот брак.
Господин же де Сен-Совер уехал в Ла Пулардьер.
Дядя с нетерпением ждал его.
Первое, что сделал молодой следователь, — положил перед дядей книгу проезжающих из гостиницы в Тулоне.
Тогда господин Феро открыл ящик стола и достал оттуда расписку в получении десяти тысяч франков, данную Фосийоном-сыном.
Господин де Сен-Совер не удержался и вскрикнул.
Тот проезжающий в Тулоне подписался Альфредом, потом Бертрандом.
Буква "д" на конце имени "Леопольд" была в точности та же самая, что и в тех именах.
Ведь Николя Бютен сначала написал фамилию, а потом уже имя: "Фосийон Леопольд".
— Теперь, — спокойно сказал господин Феро, — мы установили его личность и можем действовать.
IV
Получив доказательство, что Леопольд Фосийон и проезжий, называвший себя то Альфредом, то Бертрандом, одно и то же лицо, господин Феро на мгновение глубоко опечалился.
Итак, сын несчастного капитана Фосийона — бандит, убийца, и все, что сделано для этой семьи, ничего не дало!
А господин де Сен-Совер с того самого момента, когда стал следовать дядиным советам, должен был только слушать его и дожидаться его действий.
И вот наконец господин Феро поднял голову и спросил срывающимся еще голосом:
— Ну и что же ты сделал бы теперь, по твоему собственному разумению?
— Выписал бы ордер на его арест.
— И сделал бы неправильно.
— Почему же?
— Потому что через неделю тебе пришлось бы отпустить его за недостатком улик.
— Но дядюшка…
— Из десяти экспертов-графологов не больше пяти скажет, что все буквы "д" написаны одной и той же рукой.
— А остальные?
— Воздержатся от суждения. Да и что это доказывает? Леопольд Фосийон ездил по Провансу, меняя имена, — но это еще не значит, что он и есть капитан черных братьев.
— А вырванные листы из гостиничных книг?
— Невозможно доказать, что это сделал он.
— Так-то оно так, — сказал господин де Сен-Совер, — но ведь нашего убеждения это не поколеблет?
— Разумеется, — ответил господин Феро, — но, друг мой, убедись лишний раз и в том, что когда следователь пришел к твердому убеждению, он сделал только половину дела. Ему, быть может, и достаточно убеждения, но присяжным требуется нечто большее: улики.
— Да. Это так.
— А улик-то у нас и нет — по крайней мере, до сих пор не было.
— Что же нам делать?
— Ждать.
— Нужные улики сами с неба к нам не свалятся.
— Как знать…
И господин Феро рассказал племяннику, что случилось после его возвращения в Ла Пулардьер: как он разговаривал с паромщиком Симоном, как ходил в Ла Бом, как тем же вечером встречался с Леопольдом Фосийоном и как пропал коробейник Рабурден.
Поведав, как, по его мнению, коробейник был убит Николя Бютеном, господин Феро сказал:
— Вот он-то нас и выведет на преступника.
— Он же погиб?
— Вот его гибель и погубит Николя Бютена.
— Каким же образом, дядюшка?
— Рабурден из Марселя.
— И что же?
— Он действительно был маляром. У него была лавка, жена, соседи. Теперь он пропал, они встревожатся. Нет ничего легче, как убедить жену подать прошение в прокуратуру.
— А потом?
— Прокуратура заведет дело. Установят, что Рабурден два месяца работал в Мирабо и однажды вечером ушел оттуда вместе с Леопольдом Фосийоном, он же Николя Бютен, провожавшим его до дилижанса.
Паромщик и кучер дилижанса покажут, что ни того, ни другого не видели. Обратятся ко мне, и я покажу, что Фосийон в тот самый вечер был у меня и я дал ему десять тысяч франков, чтобы, как он утверждал, заплатить Ра-бурдену за молчание.
Вот тогда-то можно будет выписывать ордер на арест этого человека: он будет в наших руках.
Все это господин Феро изложил с четкостью и ясностью человека, который сорок лет служил правосудию и получил бесценный опыт.
— Вы совершенно правы, дядюшка, — сказал господин де Сен-Совер. — Так мне завтра ехать в Марсель?
— Нет, погоди.
— Однако…
— Я полагаю, ты должен еще на несколько дней остаться здесь. Ты приехал ко мне в гости. Здесь ты не следователь, а мой племянник.
Приезд господина де Венаска в Бельрош станет немалым событием.
— Разумеется.
— Повсюду кругом заговорят об этом деле. У каждого найдется что сказать, — и, может быть, обнаружится еще что-то необычное.
— И это возможно, — сказал господин де Сен-Совер.
Господин Феро немного помолчал в задумчивости и спросил:
— Помнишь, я тебе говорил про человека необычайно высокого роста, которого приняли за шевалье де Венаска?
— Помню, дядюшка.
— Он разбойничал с первой шайкой черных грешников. Возможно, был он и во второй шайке.
— Да?
— Я не верю в исправление людей, которые грабили, убивали и дожили до седых волос. Этот негодяй — хороший фермер, но временами наверняка берется за старое.
— И что же?
— А то, друг мой, что он, я полагаю, участвовал и в делах нынешней шайки.
— Да-да-да!
— Он ведь там был под началом у Фосийона?
— Естественно.
— Теперь вообрази: я вдруг сведу их вместе неожиданно для обоих.
— Тогда они, конечно, так или иначе выдадут друг друга. Но как же вы их сведете?
— Это уж мое дело.
В этот миг слуга отворил дверь залы и объявил, что ужинать подано.
— Пойдем, — сказал господин Феро. — А о делах поговорим завтра перед моим отъездом.
— Отъездом?
— Да, я отъеду недалеко, на пять лье, не более.
И без всяких дальнейших объяснений господин Феро обратился к старому слуге:
— Жан, приготовь тележку, запряги завтра, в восемь утра.
V
На другое утро господин Феро отправился в дорогу. Племяннику он так и не стал ничего объяснять.
— Я вернусь вечером, — только и сказал он, уезжая. — Так что передохни: ты много наездился в последнее время. Жди меня и не беспокойся.
Мы уже не раз говорили, что господин Феро был человеком простых нравов.
Он взобрался на тележку, принял из рук слуг поводья и кнут, причмокнул и погнал тяжеловатой рысью грузную кобылу, которая по праздникам была упряжной, а по будням ходила за плугом.
С собой он никого не взял.
Он был, бесспорно, самым богатым землевладельцем в округе.
Фермы у него были повсюду: от Пертюи до долины Тур-д’Эг, от окрестностей Алта до Курмаренской долины.
В сторону Курмарена он теперь и направился.
Господин Феро никогда не держал управляющего: все свои дела он вел сам.