Свон была красивой.
- Почему-то я так и думал, - он усмехнулся, зло, грязно, убирая руки от тщательно скрываемой груди девушки. Так, что его хотелось придушить.
Она отпустил запястья девушки, потянулся к пряжке ремня, и тут Эмму отпустило странное оцепенение. Захотелось жить, отчаянно хотелось жить, снова услышать крик чаек, подставить лицо соленым брызгам моря.
И казалось, что если он трахнет её сейчас, как последнюю портовую девку - это будет самым унизительным в её жизни.
Это была глупая попытка вырваться. Бесполезная. Отчаянная. Из последних сил.
Вырваться не удалось. Капитан со странным удовлетворением смотрел на застывшую маску ужаса на лице загнанного юнги.
Пощечина была сильной, настолько сильной, что голова мотнулась в сторону, как у тряпичной куклы у которой всей красоты - только фарфоровая, подвижная голова. Он разбил ей губы, а на скуле наверняка потом образовался синяк.
- Я никогда раньше не бил женщин, - холодно заявил Эдвард. Врал ведь. - Это не достойно настоящего джентельмена. Но никогда не подумал бы, что это сможет доставить мне такое ни с чем не сравнимое удовольствие. А теперь возьмите себя в руки, леди. Завтра мы отчаливаем.
И он ушел, обманчиво попытавшись оставить ощущение безопасности.
На самом деле безопасно не было нигде. Даже под одеялом в одинокой комнатушке кабака.
И никуда нельзя было сбежать. Таким как она не было дороги в 'светлое будущее'. Либо ты идешь вперед-либо ты мертвец. Эмма отчаянно хотела жить. А привыкнуть можно было ко многому...
Утром пришел старый боцман, стал утешать. Говорил о том, что такого юнги у них еще никогда не было, что она в общем-то не плохая девчонка, и он был бы рад иметь такую дочь... Старый боцман был первым, кто узнал о тайне 'мальчишки'-юнги, кто помогал первое время скрывать, кто подкидывал ей денег на отдельную комнату в кабаке... Эмма была рада, что он не пострадал от того, что помогал ей.
Когда они взошли на корабль, команда встретила Свон каким-то странным молчанием. Сочувствующим даже. И только Эдвард мерзко усмехался, издевательски протягивая ей руку, чтобы помочь взобраться на борт.
- Вновь добро пожаловать на борт, юнга, - не менее издевательски, чем улыбался, тянул он.
Вновь прокушенная губа кровила, а потому, когда Эмма сплюнула, кровь смешалась со слюной:
- Гореть бы вам в Аду, капитан, - цедила она. - Гореть. Вам. В Аду.
Для Эммы Свон больше не было дороги назад.