– Я буду откровенен, – Дуан заговорил чуть громче. – Я сомневаюсь, моя уверенность не окрепла, к тому же достойных претендентов на такую службу у нас нет. Именно поэтому я не выношу предложение на голосование; мы проголосуем чуть позже. У меня будет время подумать, а у вас… – Он улыбнулся. – Подыскать мне достойные возражения. Сейчас все свободны, если никто не желает задать никаких вопросов.
Зашуршали юбки дам и подолы длинных камзолов мужчин. Все выходили, как обычно, любезно раскланиваясь, но в глазах некоторых Дуан угадывал вполне определенные эмоции. Настороженность. Даже страх. Преимущественно это были старые советники, из тех, кто наверняка поднял руку, когда Талл Воитель, вернувшийся из Нушиада, пожелал уничтожить альраилльских пиратов навсегда. Уже теперь они, попрощавшись, сбивались в группки и шептались, шептались, шептались. А иные оборачивались, чтобы кинуть на короля еще один-два недоуменных взгляда. Дуан не знал, поднимут ли они руку сейчас, много Кругов спустя, когда придется голосовать за противоположное решение. Скорее всего, нет. Стоя очень прямо, король Альра’Иллы смотрел, как пустеет зал, и в который раз задавал вопрос, а не поторопился ли. И не совершает ли ошибку?
– Вы умеете удивлять, ваша светлость.
Дуан вздрогнул. А ведь почти не сомневался, что этот человек останется на месте, и он остался. Габо ле Вьор, похожий на сытого стервятника, сидел все в той же позе: со сложенными в замок пальцами, чуть сутулясь. Жидкая косичка волос была перекинута через плечо. Весь вид казался миролюбивым, но Дуан знал, что обманываться не стоит.
– Я лишь делаю то, что делает большинство. У большинства есть пираты. А вы… – Он пошел вдоль правой половины стола, постепенно приближаясь. – Недовольны моими планами? Недовольны тем, что я делаю с флотом?
Ле Вьор поднял на него глаза и мирно, но четко выговорил:
– Я не слишком доволен разве что тем, что вы делаете это сами. Ведь вы король, а подобной… мелочью, вроде покупки кораблей, должны заниматься соответствующие ведомства.
– А что же должен делать в таком случае король? – вкрадчиво уточнил Дуан.
Советник откликнулся незамедлительно:
– Сиять со своего трона. Величием, добротой и мудростью.
Не сдержавшись, Дуан снисходительно фыркнул.
– Всем этим невозможно сиять, ничего не делая. Даже мой отец не оставался в стороне.
Ответ ле Вьора прозвучал неожиданно тихо и скорбно:
– Ваш отец мог бы увидеть еще не меньше двадцати Приливов, и не хотелось бы, чтобы его судьба повторилась. Он надорвал себя, стараясь успеть везде. Вы идете по его стопам?
Дуан ощутил, как по телу бегут волны мелкой, неприятной дрожи. По привычке он даже попытался вспомнить, сколько у него с собой кинжалов и есть ли пистолет. Но советник теперь просто молчал и улыбался. Пальцы забарабанили по столу.
– Если бы не ваше последнее пояснение… – помедлив, заговорил Дуан, – я решил бы, что это угроза.
Глаза ле Вьора слегка расширились, брови приподнялись. Но на самом деле советник вряд ли был удивлен.
– О нет, что вы. Всего лишь дружеское предупреждение. Я глубоко уважаю вас, дорожу вашей жизнью и счастлив, что мне не пришлось сделать то, к чему подталкивал меня Совет, когда ваш отец, да хранит нас его сиятельный взор, уснул.
– И что же они вам предлагали? – ровно уточнил Дуан.
Впрочем, советник, кажется, уже пожалел о своих словах; желтое лицо будто бы даже слегка побледнело.
– Это уже не имеет никакого значения. Вы здесь, и я постараюсь сделать все, чтобы быть вам полезным, так же, как при вашем отце. И именно из уважения к его памяти и памяти его отца я хочу уже теперь вас кое о чем предостеречь.
– Что ж. – Дуан решил пока простить недомолвку и оперся на стол с самым любопытствующим видом. – Я слушаю.
Советник повернулся к окну, к безоблачному голубому небу, и надолго задержал взор там.
– Соколы – опасные птицы. Если их плохо кормить, они вырвут глаза хозяину. Но это не все. Они могут вырвать глаза хозяину, даже будучи сытыми, просто по прихоти. Вспомните вашего деда. – Произнеся последнее, ле Вьор опять в упор уставился на Дуана. Тот кивнул.
– Я… помню.
Он врал: о деде Овеге ему не рассказывали почти ничего, лишь, что тот погиб в начале войн с нуц. Деда упоминал и Ноллак, на балу, но до хроник Дуан добраться не успел, дел нашлось слишком много. Видимо, это было недальновидно: глаза советника блеснули неприкрыто насмешливым торжеством. Там читалось: «Ничего ты не знаешь, и я это вижу», впрочем, очень быстро выражение стерлось. Ле Вьор поднялся, оправил одежду – старый сине-серый китель Альраилльской Пехоты – и широко, любезно улыбнулся.