– Только не шуми.
Круф был смышленым конем. Вряд ли он понял сказанное, но жевать сахар начал молча, со всей доступной ему невозмутимостью. Дуан опять прильнул к дыре в деревянной створке. Двое стояли на прежнем месте; девушка по-прежнему игриво сопротивлялась:
– Ну-у, мне не поздоровится!
– Да брось. Юный Ино тот еще добряк, если опустить нюансы. Порода совсем выродилась.
Дуан насторожился. Девушка, видимо, тоже заинтересовалась, потому что возразила:
– Он очень славный человек.
Советник по Безопасности хмыкнул. Его руки остановились у девушки на лопатках.
– Вряд ли король должен быть славным, моя милая, стране нужна рука потверже. Голова Ино ле Спада забита глупыми мальчишествами, как и когда он пропал.
– Но ведь стало так тихо и хорошо…
– А скоро будет еще тише, когда он вернет в закон пиратов и все забудут, как мы устрашали их!
– Вернет пиратов?
Камеристка ахнула. Правда, трудно было понять, произошло ли это потому, что она удивилась, или потому, что пальцы советника приподняли ее подол и скользнули под него.
– Именно так. Впрочем, я еще надеюсь, он передумает.
Дуан усмехнулся про себя и покачал головой. Вторая рука советника потянулась к шнуровке на спине камеристки.
– Ну да к шан’ его. А что если мы…
Она высвободилась из объятий и перехватила его ладони.
– Идемте во флигель. У меня нижний балкон, нас не заметят. Идемте же.
Кажется, ле Вьор поцеловал камеристку в шею и снова попытался схватить за что-нибудь, но она погрозила пальчиком.
– Что если нас увидит здесь король? Он иногда катается утром. Хотя Круф здесь, значит…
Советник все еще стоял на месте, девушка тоже.
– Что-нибудь не так, маар?
Дуан напряг слух.
– Знаешь… меня грызет всякая мысль о том, кем я был при его отце, кем мог бы быть при принцессе и кем останусь теперь. Неуправляемый дурень, зачем только Боги не сожрали его, не превратили в щенка или осьминога…
Камеристка подошла к ле Вьору и привстала на носки – вероятно, заглядывая в глаза. Голос звучал вроде бы шутливо, но с нотками явного беспокойства.
– Знаете, милый маар… у меня иногда ощущение, что вы ненавидите его и даже хотите убить. Это уже чересчур.
Дуан усмехнулся повторно. «Убить? Не получится, даже если бы ты захотел, мартышка с косой. Никаких переворотов в мое правление, иначе устроил бы сам».
Габо ле Вьор неожиданно искренне, довольно протяжно рассмеялся в ответ на слова девушки.
– Убивать короля Ино? Чтобы народ растерзал меня? Пачкаться? Нет, что ты, такие желания у меня вряд ли возникнут, в текущей ситуации это одновременно глупость, кощунство и вызов Богам. Но знаешь… – Он какое-то время колебался, потом все же закончил вопрос: – Что бы я сделал с ним, будь у меня возможность?
– Что же?
Ответ советника прозвучал очень тихо, но Дуан отчетливо услышал, даже отчетливее, чем все остальные, сказанные громче, слова.
– Я просто отрубил бы ему руки. По локоть. Как делаю с любым, кто перейдет мне дорогу и попадется или окажется в плену у моих друзей, а у меня много друзей по всему миру. Поверь… это сущая малость, но для многих это намного хуже смерти. Вот ты бы смогла… – Теперь Габо ле Вьор схватил ее запястья и горячо поцеловал. – Без этих милых штучек? Пальчики, ладошки, всякая ерунда.
Камеристка охнула.
– Да я уснула бы от горя! Как же причесываться, как умываться, где носить кольца? Вы… настоящий хищник!
– Несомненно, – протянул советник многообещающе. – Р-р-р.
По-прежнему изображая страх, девушка опять хихикнула и, кажется, потянула мужчину за собой. На этот раз он не возражал. Вскоре двое дошли до выхода из конюшни, а потом бесшумно скрылись. Наступила полная тишина.
Дуан выпрямился, впрочем, почти сразу в висках у него застучало, он застонал сквозь зубы и с усилием оперся на дверцу стойла. Круф, дожевавший свой сахар, издал короткое встревоженное ржание, но король Альра’Иллы его едва услышал.
Отрубил бы ему руки. По локоть. Нет, этого просто не могло быть. Если только…
Друзья по всему миру? По всему?
В ярости Дуан саданул по рассохшемуся дереву кулаком; на разбитых костяшках выступила кровь. Только увидев, что Круф уже раздул ноздри и готов вскочить на дыбы, он обернулся и спешно обхватил коня за шею, притягивая к себе.
– Тише. Тише, мой мальчик…
Конь постепенно успокоился. Но два последних произнесенных слова только сильнее подняли волну ярости у Дуана внутри, напомнили о вечере у костра и о красном фонаре, а еще – о далеком каземате. Быстро сунув Круфу в пасть еще кусок сахара, он пошел прочь.