Страшная духота едва не сводила людей с ума в деревянной коробке, где свыше сотни людей сидели и лежали в отчаянной тесноте: нельзя было выпрямить ногу или руку, чтобы не задеть кого-нибудь. Если бы человек попал в комнату без окон, нагреваемую лучами солнца, он смог бы понять этих людей.
Большинство из находившихся здесь были те, кто выступал под знаменами Якова, но было немало людей с рецидивом на теле, приговоренных к длительным срокам лишения свободы или имевших «вечник» — пожизненное заключение. Преступники с обширным кровавым прошлым, также были отправлены на каторгу, по решению местных властей, которые решили воспользоваться удобным случаем и избавиться от опасных уголовников.
Долгие дни и ночи продолжались мучения обреченных.
Люди старались меньше говорить и двигаться, предпочитая сидеть или лежать, они уже потеряли счет времени. Раны гноились, превращаясь в злокачественные язвы. Мучаясь от нестерпимых болей, они стонали, в муках продолжая свое существование, иные умирали, не выдержав условий содержания. Их считали счастливцами: они не жили, а значит, не мучились.
Три раза в сутки открывался люк трюма и тогда в его гниль врывался свежий морской воздух. Утром в трюм спускался матрос с большой корзиной и, стоя на трапе, опорожнял ее. В темноту летели куски прогорклого хлеба или вареного вонючего мяса. Днем спускали бочку с водой, и тогда начиналась драка: каждый хотел добраться до заветной влаги. Вечером вновь появлялся квадрат темнеющего неба, в трюм спускались боцман и несколько матросов. С бранью, побродив по телам, они возвращались на палубу, нередко унося труп.
Уголовники обычно первыми добирались до воды, отбирали у ослабевших каторжан лучшие куски. Обессилевшим солдатам Якова доставалось немного.
Дела Майкила шли все хуже и хуже. Раны гноились, тряпки, которыми они были перевязаны, не заменялись уже около месяца, а то, чем он питался, конечно, не могло способствовать выздоровлению. Стараясь облегчить участь товарища, Кинг и Джон нередко отдавали Свирту часть своей доли, но этого было слишком мало — требовалась медицинская помощь, о которой приходилось только мечтать.
Тяжек был путь в Вест-Индию, и уже больше дюжины тел были выброшены за борт, а десятки «живых трупов» продолжали свой мрачный, невыносимо мучительный путь.
В день бочку с водой спускали лишь раз, и все старались напиться, но лучше всех это удавалось уголовникам, а среди них одному, имевшему привилегию быть первым возле старого сосуда. Громадный рост, огромные кулаки, злоба в черных глазах на загорелом лице, заросшем густой бородой, — все это, вместе взятое, вызывало страх и уважение. От такого предпочитали держаться подальше, и за ним признавалось одно право — пока он у бочки, к ней никто не смел подходить.
Вообще, уголовники, в отличие от солдат католической армии, умели цепляться за жизнь. Последние были уверены, что жить незачем, рано или поздно придется умереть, и поэтому были пассивны, за исключением одного. В своей жизни Кинг прошел и пережил многое и не привык сразу опускать руки.
Поэтому как-то раз у бочки оказались сразу двое. Они стояли друг перед другом, и незакрытый люк позволил рецидивисту разглядеть карие глаза и жуткий шрам на лице.
— Пошел на место, тварь! Попробуй только сунь свое рыло, и я разнесу твой череп на тысячу кусков!
В темноте бандит, скорее, почувствовал, чем увидел наглую усмешку на губах Кинга.
— Перебьешься.
Бородач чуть не поперхнулся от ярости.
— Ах ты, собака! Они не добили, так я сделаю это!
Ирландец имел опыт в таких делах, знал, что последует за этими словами, и был готов. Здоровенный кулачище прошелестел над головой пригнувшегося Кинга, что явилось для уголовника полной неожиданностью. В темноте он не видел, как Сэлвор сделал полшага вперед, и поэтому промазал, но Кинг не промахнулся. Лязгнув зубами, бородач не удержался на ногах и растянулся на людях, лежавших за ним.
Со всех сторон послышались угрозы и недовольные восклицания, к Сэлвору двинулось несколько человек. Кинг приготовил кулаки, но тут рядом с ним встал высокий, крепко сбитый человек, и моряк узнал Огла Блэрта, одного из участников борьбы с протестантами. Сжав грубые пальцы в кулаки, он прохрипел:
— Подкатывай!
Хотя Огл с трудом держался на ногах, его мускулы производили впечатление, к тому же перед недовольными стояли уже двое, и преступники остановились в нерешительности. Немедленно рядом с этими «возмутителями порядка» выросло еще несколько шатающихся фигур, также настроенных на хорошую потасовку. Уголовники так и не решились напасть и отступили.