Машина, чуть замедлив ход, свернула на Степную. Вот и дом, где живет доктор Багрий. Может, заглянуть?.. Не стоит, он сейчас собирается в больницу, торопится. Нет хуже разговора наспех.
Дима чуть притормозил, потом снова прибавил газу. Тарас Игнатьевич покосился на него. "Почему он пошел в шоферы? Такой мастер..."
- Чего это ты решил за баранку взяться? Слесарь высшего разряда и вдруг - за баранку?
- Наследственность, - не поворачивая головы, ответил Дима. - Дед в ломовых извозчиках всю жизнь проходил. Батя в Гужтрансе маялся на биндюге в две лошадиные силы. А мне "Волга" досталась. Да еще директорская. Генетика!
- Увиливаешь?
- На легкие хлеба потянуло, захотелось чистенькой работы. Чтоб при галстучке. И еще захотелось к вам присмотреться. Присмотрюсь и, гляди, в директора выбьюсь. Славы захотелось. Славы и почета.
- Смотри, чтоб не плакать потом. Слава, она, брат, на крепкую голову рассчитана.
- Так я же присматриваюсь только.
- Присматривайся, присматривайся. Чем черт не шутит. Может, в министры выберешься.
- В министры - это потом, а пока вполне устраивает и директором судостроительного. Хотя бы такого, как наш. Заводик первоклассный. Что надо заводик! Дважды орденоносный! Немного подиректорствую, а потом уже - в министры.
- Давай, давай. Я тогда к тебе водителем пойду. Лады?
- Лады. Вот шуму-то будет! Димка, скажут, вон как вымахал. Бунчужный у него шофером. Лауреат Ленинской премии, Герой Социалистического Труда у Димки - шофером!
Машина вышла на Стапельную площадь. Линию тротуара тут резко отграничивала от мостовой белая кайма бордюра.
- Бордюрчик, пока вас не было, Ширинкин вон как отделал, - усмехнулся Дима.
Стапельная площадь нелегко далась Бунчужному. Пришлось убрать больше двух десятков старых домов, освободившееся место выровнять, покрыть асфальтом. В центре - огромная клумба. Она, как и цветники на площади Героев, была похожа на вытканный разноцветными узорами ковер и тоже искрилась. Прежде трамваи, автобусы и грузовики вечно скапливались тут перед мостом через Бинду. Особенно в часы "пик". А сейчас...
Ровным потоком вливался сюда транспорт из пяти улиц. Огибая клумбу, машины устремлялись к бетонному мосту. Мост назывался Кузнечным. Когда-то здесь было множество кузниц - и у причалов, и неподалеку на склоне, и выше, на кривых улочках, где ютился рабочий и торговый люд. В старину здесь было царство извозчиков. Тут ковали лошадей, обивали железом тяжелые грузовые повозки, так называемые биндюги, арбы и шарабаны, натягивали железные шины на колеса, ремонтировали баркасы и шаланды. В память об этих кузнях и назвали мост Кузнечным. Прежде он был деревянный. После того как "отгрохали" площадь, поставили этот - железобетонный. Перила его напоминают чугунную вязь оград ленинградских парков.
Не умещаясь на тротуарах, захватывая порой проезжую часть, к заводу валил народ - с ближайших улиц и отдаленных. Даже из центра. Эти тоже нередко предпочитали идти пешком. С транспортом в городе, сколько помнит Бунчужный, всегда было трудно. Людской поток с моста выплескивался на широкую Корабельную улицу, что на Крамольном острове уже. Машина вышла сюда, потом свернула в глухой Вымпельный переулок, ведущий к центральной проходной. И тут бордюр тротуара был выкрашен в белый цвет. "Ширин, как всегда, перестарался, - думал Бунчужный. - Бордюр можно бы и не красить".
- Долго нам еще с чистой шеей ходить? - спросил Дима с насмешкой в голосе.
Тарас Игнатьевич хотел было сказать, что гостей положено встречать в прибранном помещении, около дома подмести и шею вымыть... Но вместо этого покосился на белый бордюр, на котором чья-то варварская рука вывела углем короткие и выразительные в своем неприличии слова.
- А шея-то уже подзагрязнилась, - бросил он сердито и добавил: - Сукины дети, даже буквы писать как следует не научились.
- Прикажите Ширинкину. Он в два счета перекрасит заново. Только надо не в белый, а в черный, чтоб художества углем не так в глаза бросались.
- Мелом напишут. Изловить бы одного да всыпать хорошенько, чтоб другим неповадно было.
- А вы тому же товарищу Ширинкину скажите, чтоб распорядился патруль из военизированной охраны выставить. Пока гости будут.
- Ты его Ширинкиным окрестил? - недовольно спросил Бунчужный.
- Я.
- Обидная кличка.
- Ширин К.Ин. Вместе - Ширинкин. Вольно же было его батьке, зная свое имя и фамилию, сына Костей называть. За отцовские грехи расплачивается наш Константин Иннокентьевич.
- А ты злой, оказывается.
- Я не злой. Я веселый. Американцы говорят, деловые люди обязательно должны быть с юмором. Вот я и тренируюсь.
- Да помолчал бы ты, веселый человек.
- Могу и помолчать.
Машина свернула к воротам. Они были открыты, но перехвачены поперек тяжелой цепью. Охранник увидел директорскую машину, торопливо отстегнул цепь, опустил ее на землю и приподнял фуражку. Тарас Игнатьевич кивнул ему.
"Волга" подкатила к административному корпусу. По тротуару, направляясь к стапельному цеху, шли двое: крепкий, широкоплечий, пожилой уже бригадир судосборщиков Василий Скиба и худощавый, невысокого роста Назар Каретников электросварщик. Тарас Игнатьевич окликнул Скибу. Тот остановился. Каретников тоже остановился.
Скибу Тарас Игнатьевич знал давно. И Каретникова знал: один из лучших электросварщиков на стапеле. Корифей своего дела. Одна беда - выпить любит. В понедельник за ответственные швы не брался: дорожил авторитетом.
Бунчужный ответил на приветствие Каретникова и, внимательно присмотревшись к нему, нахмурился.
- Опять? Сколько раз предупреждали!
- Вчера ко мне кум с кумой наведывались. Всего на один день приехали. Пришлось уважить. А только я...
- Как на стапеле, Василий Платонович? - спросил Бунчужный, не дослушав Каретникова.
- Надо бы начало работы передвинуть, Тарас Игнатьевич. Солнце хулиганит.
Бунчужный заметил, что график начала работы на стапеле обычно передвигают позже.
- Так оно ведь год на год не выходит. Ныне солнце просто сказилось.
- Ладно, распоряжусь. А его, - указал на Каретникова, - к работе не допускать. И вообще - в отдел кадров. Надоело!
- Так его только вчера в мою бригаду определили, - возразил Скиба, и в голосе его послышалась обида. - Сами знаете, как с людьми у нас.
- Все, Василий Платонович.
Он попрощался со Скибой и направился к себе. Глядя на его энергичную походку, никто не подумал бы, что этой ночью он так и не прилег. Только подремал немного в кресле во время полета.
2
Скиба посмотрел вслед Бунчужному, потом на смущенного Каретникова, выругался и зашагал к стапелю. Бригада уже была в сборе.
- Гриць, - обратился бригадир к молодому судосборщику Григорию Таранцу. - На сварку станешь заместо этого черта, - кивнул он в сторону Каретникова. - Рационализатор, так его перетак. Вместо углекислого газа решил на сивушном перегаре варить. Вот и турнул его Бунчужный за такое творчество с завода.
Бригаду эта шутка не развеселила. Вчера, когда узнали, что Назара Каретникова перебрасывают к ним, обрадовались. А тут - на тебе!..
Больше всех расстроился из-за этой истории Гриша Таранец. Браться сейчас за ответственную сварку для него было более чем рискованно. Накануне вечером он тоже перебрал в компании молодых писателей и поэтов из Чечено-Ингушетии. Они вместе выступали во Дворце кораблестроителей, а когда гости пошли ужинать, потянули за собой и Григория.