- Бронтозавр! - произнес он глухо. - Проклятый бронтозавр. Дочь проглядел... Родную дочь.
Он размахнулся и со всей силы ударил эспандером по своему портрету. Звон разбитого стекла. Изувеченное лицо и глаза, которые смотрели сейчас не надменно, а с удивлением. Отбросил эспандер. Схватил угол рамы. Рванул. Рама пружинила, не поддавалась.
- Капрон, - прошептал Бунчужный. - Будь ты проклят - капрон.
Он рванул сильнее. Капроновый шнурок лопнул со стоном. Бунчужный ударил углом рамы о пол. Она разлетелась. Осколок стекла рассек подбородок. Тарас Игнатьевич отер платком, поглядел на красное пятно, снова приложил платок к подбородку, не чувствуя боли, и вышел из комнаты уже совершенно спокойный.
35
Проводив Бунчужного, Сергей вернулся на свое место и просидел так, задумавшись, весь остаток ночи. Из этого состояния вывел его телефонный звонок. Звонил Багрий. Спросил, как себя чувствует Галина.
- Все еще спит.
- Хорошо, - сказал Багрий. - Пусть спит... Вы с ней говорили уже?
- Нет. Она только сказала... Вы знаете, что она сказала.
- Нам надо встретиться, Сергей Романович.
- Хорошо, я приеду к вам.
- Нет, лучше будет, если мы соберемся втроем - я, вы и Галина. Я вам еще позвоню, попозже.
Потом позвонил Гриша Таранец.
- Мы все знаем, Сергей Романович, - произнес он. - Мы все знаем. И я, и Таня.
- Ну, и как Таня?
- Вы же знаете мою Таню. Она если что одобряет, то всей душой, всем сердцем, а если осуждает... У меня все проще, я не верю - и все.
- Во что не верите? - спросил Гармаш не то растерянно, не то удивленно.
- В то, что Галина Тарасовна могла такое. И никто меня не убедит.
- Даже я?
- Даже вы. Не нужно ли вам чего?
- Спасибо, Гриша. Пока ничего не нужно.
- Я на заводе. Если что понадобится, позвоните. Комсоргу. На стапель. Запишите номер. - Он продиктовал номер. - Меня сразу же разыщут. И знайте, что в моем лице у вас всегда есть самый верный друг.
- Спасибо, Гриша, - еще раз поблагодарил Сергей.
Он долго ходил по комнате, потом зашел в спальню, прислушался к дыханию Галины, снова вернулся в кабинет, не зная, куда себя девать. Опять зазвонил телефон, он поспешил снять трубку, чтобы шум не разбудил Галину. Звонили друзья, знакомые, бывшие сотрудники. Одни - чтобы выразить свое соболезнование, другие - чтобы услышать какие-нибудь подробности, третьи просто так, из любопытства, не решаясь спросить о том, главном, что заставило их поднять трубку. Людмила Владиславовна вежливо поздоровалась, выразила Сергею сочувствие по поводу смерти Валентины Лукиничны и попросила передать Галине Тарасовне, что она может пока не выходить на работу: ей положен трехдневный отпуск в связи со смертью матери.
После нее позвонила какая-то женщина. Спросила, чья это квартира, дома ли доктор Гармаш, и, узнав, что дома, сказала:
- Пусть подойдет к телефону.
- Кто ее просит?
- Это не имеет значения.
- Она спит.
- Ага, спит. Когда проснется, передайте ей, что она дрянь и паскуда и что при встрече я плюну ей в глаза.
Первым порывом Сергея было выругаться, но он сдержался.
- Я ей этого передавать не стану, - спокойно ответил Сергей.
Трубка несколько секунд возмущенно дышала, потом сказала:
- Ненормальный идиот, - и злобно щелкнула.
"Нормальный идиот - это идиот, - подумал Сергей, - а ненормальный идиот? Какая чушь лезет в голову. Все это уже было. Все это уже тысячу раз было. Не помню только, с кем и где. Но все равно, это настолько избито, что я не позволил бы себе использовать такую деталь в книге. А вот в жизни... Может быть, не отвечать на телефонные звонки? Нет, этого нельзя".
Романов долго колебался, прежде чем позвонить. Но позвонить надо было, и он решился.
- Послушай, Сергей Романович, - начал он тихо, - это правда?
- О чем ты?
- Ты же хорошо знаешь.
- Не имею представления.
- Я о Валентине Лукиничне.
- Если ты имеешь в виду ее смерть, то это правда. Газета решила поместить некролог?
- Некролог? Ну, нет... Ладно, давай в открытую. К нам, понимаешь, поступил материал. Ты догадываешься - какой?
- Догадываюсь. И газета собирается публиковать этот материал?
Романов ответил не сразу. Чувствовалось, что вопрос Гармаша застал его врасплох. И Сергей воспользовался этим.
- Ты потому и звонишь, что решил опубликовать. Тебе необходимо интервью со мной?
Романов огорченно вздохнул:
- Надо публиковать. Есть такое мнение, чтобы публиковать, Сергей Романович.
- Чье?
- Я понимаю, тебе нелегко, Сергей Романович. Но ты и меня пойми. Долг журналиста, редактора, наконец. Сознавать долг и не выполнять его трусость. Твои слова, Сергей Романович.
- Это не мои слова. Это Конфуций сказал.
- Неважно, кто сказал, главное, что мы оба согласны с этим. Я еще не решил, буду ли публиковать, но если решусь...
- Ты уже решил, - прервал его Гармаш. - И считай, пожалуйста, что этого интервью по телефону у тебя не было.
Он резко положил трубку. Обернулся. В дверях стояла, опершись плечом о косяк, Галина.
- Кто это звонил? - спросила она.
- Романов... Ты хорошо поспала?
- Чего он хотел?
- Да так, пустяки.
- Это не пустяки, Сергей. Это очень серьезно.
- Ты полагаешь?
- Это очень серьезно, - повторила она.
- Разве нам никогда не приходилось решать серьезных вопросов? Приходилось, и не раз. Давай поговорим. Садись, и давай поговорим.
Романов позвонил Шарыгину, попросил прийти. Дело есть... Не обо всем же по телефону.
Вадим Петрович сказал старшей сестре, что обход он закончит погодя, сбросил халат и стал торопливо спускаться по лестнице.
Романов ждал его. Поздоровался. Предложил сесть. Пододвинул рукопись.
Вадим Петрович рассеянно пробежал статью глазами. Потом снова прочел, уже внимательно. Он решил, что Романов хочет посоветоваться с ним. Поднял голову. Сказал, осторожно подбирая слова:
- С философской и морально-этической стороны тут все правильно. Сделано деликатно...
- Что тебя смущает?
- Заголовок. "Убийца в белом халате" - очень уж претенциозно. Да и неверно. Убийца ведь орудует, побуждаемый низменными инстинктами, а тут жалость. Она ведь все это из милосердия.
- Такое - и под эгиду милосердия?.. Впрочем, - он подвинул к себе рукопись, коротким движением перечеркнул заголовок и написал: "Милосердие или ?.." - Так пойдет?
- Лучше.
Романов снова вооружился ручкой и под заголовком более мелкими буквами написал: "Глазами врача". Подумал секунду и решительно заключил эти слова в скобки.
- Вы хотите, чтоб я это подписал?
- Ты вчитайся. Это ведь твои мысли, твое кредо.
Шарыгин снова стал читать, уже в третий раз. Да, это его мысли, его убеждения, и если б только...
- Тебя смущает, что речь идет о Галине Тарасовне, что это отделение Багрия?
- Смущает.
- Значит, если б речь шла не о них...
- Тогда другое дело.
- Хорошо, пустим под псевдонимом. Скажем, А.Вербовский. Газете важно, чтобы такое - от имени врача. Ну, что ты мнешься? Это же актуальнейшая проблема. Можешь на меня положиться. Я никогда не подводил. Никого. И потом, я ведь редактор и в ответе за все больше, чем А.Вербовский.