- Бабу я бы учуял, Яков Михайлыч. Настоящий сварщик бабу должен всем нутром чуять, - рассмеялся Каретников. - Как мину.
- Какую мину?
- Противопехотную. Торфяником прикрытую и снежком присыпанную.
Последние слова его заглушила пулеметная очередь пневматического молотка, стократно усиленная резонансом.
38
Узнав о том, что дело Галины передано Будалову, Сергей решил с ним поговорить. Он давно был знаком с Будаловым. Однажды они до глубокой ночи колесили по городу, увлеченные беседой. Сергей тогда писал своих "Близнецов", и его интересовали некоторые вопросы права. Он посоветовался с прокурором, с кем бы лучше всего поговорить об этом, и тот назвал Будалова. Сергея при первой встрече больше всего поразил голос Будалова - тихий и грустный, очень проникновенный. Он даже подумал, что такой голос пристал больше пастору, чем следователю. Разговор у них вышел откровенный, очень интересный. Сергея удивила точка зрения Будалова на преступность. Она не расходилась с общепринятой, и все же было в ней что-то свое.
Сначала разговор шел в кабинете Ильи Артемовича - небольшой, очень чистой комнате. Затем они бродили по набережной, сидели на скамье в парке и опять бродили.
- Если я вам скажу, что вы исключаете какое бы то ни было влияние социальных факторов на преступность вообще и у нас в частности, я не ошибусь? - спросил Сергей.
- Ошибаетесь, - ответил Будалов. - Любая социальная формация не гарантирована от преступности, но каждый строй накладывает на нее свой отпечаток. У нас, к примеру, просто немыслима профессиональная преступность. Вы можете представить себе в наших условиях корпорацию гангстеров? Или, скажем, профсоюз медвежатников, объединяющий специалистов по вскрытию сейфов? Смеетесь? А ведь нечто подобное существует пока, в той же Америке хотя бы.
И цивилизация накладывает свой отпечаток. Было время, когда моря и океаны буквально кишели пиратами. Они и сейчас встречаются, но это уже парадокс. Многое отходит в область предания - работорговля, например, или гарем. Похищение красавиц, которое еще недавно процветало на Востоке, теперь можно увидеть разве что в юмористическом фильме. Безусловно, большинство статей нашего уголовного кодекса со временем придется вычеркнуть. Нравственный кодекс начнет доминировать над уголовным. Будет время, когда Совет старейшин, руководствуясь этим нравственным кодексом, легко и просто будет решать всевозможные мелкие конфликты, которые обычно возникают по ходу стремления к совершенству. - Он улыбнулся и, чуть скосив глаза на Гармаша, продолжал: - Например, Вселенный Союз писателей дает социальный заказ написать повесть о переселенцах на Марс. Сразу же находится много желающих, однако договориться между собой им не удается. Тогда этот спорный вопрос решает Совет старейшин. Он анализирует каждого претендента и приходит к выводу, что лучше всех о переселенцах напишет Сергей Романович Гармаш. После этого товарищ Гармаш идет в Министерство межпланетных связей, получает командировку и летит на Марс, чтобы на месте познакомиться с героями своей будущей книги. Вот так.
Сергей назвал тогда Будалова мечтателем. Тот отрицательно покачал головой и сказал очень серьезно:
- Нет, я реалист. Я реалист, Сергей Романович.
В тот вечер они долго беседовали - говорили о судебной процедуре, электронике, религии. Потом Будалов рассказал какой-то курьезный случай из своей практики, и они долго смеялись. Как давно все это было!
Сергей позвонил Будалову, сказал, что хочет поговорить с ним.
- А я только собрался звонить вам, - ответил тот.
И вот Сергей Романович опять в знакомом кабинете.
- Прежде чем вызвать Галину Тарасовну, я хотел бы поговорить с вами, сказал Будалов. - И не только потому, что вы близкий, самый близкий человек Галины Тарасовны. Но еще и потому, что вы писатель. Как писатель вы обязаны лучше других разбираться в тонкостях психологии и, следовательно, лучше других постичь мотивы, которые привели вашу жену к ее поступку... Мне очень хотелось бы побеседовать с вами неофициально, по-дружески. И абсолютно откровенно.
- Думаю, что у меня от вас не будет тайн, - сказал Сергей.
- Будут, - возразил Будалов. - Только в закоренелых преступниках или потерявших совесть нет ничего святого. Они готовы или скрывать все, или уж если начинают выкладывать, то делают это до цинизма открыто, выворачивая всего себя наизнанку. У каждого порядочного человека всегда есть что-то сокровенное. Я хочу помочь вам выбраться из большой беды. И хочу это сделать, не нарушая закона. Мне очень важно разобраться во всем. В деле Галины Тарасовны это и легко, и очень трудно. И я прошу вас помочь.
- Я к вашим услугам.
- Повторяю, Сергей Романович: это дело сложное, необычное и в своем роде беспрецедентное. Хочу предупредить, что оно будет осложняться нелепостями, доходящими порой до абсурда. Вы должны спокойно реагировать на это.
- Спрашивайте, - сказал Сергей.
- Меня интересует ваше отношение к тому, что произошло.
- Я понимаю Галину, - сказал Сергей.
- Вы хотите сказать, что готовы оправдать ее?
- Понять не значит оправдать.
- Будучи на ее месте, вы бы поступили так?
- Нет.
- Значит, вы все же осуждаете ее?
- Нет, я понимаю ее.
- Хорошо, - сказал Будалов. - Скажите, это правда, что вы собирались взять ребенка из детского дома?
- Да, собирались, - ответил Сергей и спросил: - А какое это имеет отношение к делу?
- Когда?
- В январе. У нас уже было все договорено и подготовлено. Даже кроватка.
- Что помешало вам?
- Болезнь матери. Если бы не болезнь...
- Часто ли вы с тех пор, как заболела мать, возвращались к вопросу о ребенке?
- Ни разу. - Сергей опять удивился: - Не понимаю. Какое все это имеет отношение к тому, что произошло?
Будалов не отвечал. Он упрямо игнорировал вопросы Сергея.
- Кто еще знает, что вы собирались взять ребенка?
- Мы не делали из этого тайны. Знали и соседи, и сотрудники Галины Тарасовны, и даже сотрудники детского дома... Но скажите же наконец, какое это имеет отношение к делу?
- Неужели вы не догадываетесь?
- Не имею представления.
- Можно ведь предположить, что основной причиной поступка Галины Тарасовны было стремление избавиться от матери, болезнь которой мешала ей взять ребенка.
- Какая чушь!
- Подлость, когда она начинает проявляться, не имеет границ, и вы никогда не знаете, в какие дебри человеческой глупости она может завести.
- Так давайте говорить не о глупостях, - предложил Сергей.
- Давайте, - согласился Будалов. - Но я ведь предупредил, что нам придется сталкиваться с абсурдом. Будет и похлестче этого. Скажите, не было ли у вас разговора с Галиной Тарасовной о том, что Валентине Лукиничне лучше бы умереть?
- За последние четыре месяца мы ежедневно говорили о ней.
- Вы уклоняетесь от прямого ответа. Я спрашиваю, не было ли у вас в последнее время разговора с Галиной Тарасовной о том, что Валентине Лукиничне, учитывая тяжесть и безнадежность ее состояния, лучше бы умереть?
- Прямо она не говорила об этом, - после долгой паузы произнес Сергей, - но у меня сложилось впечатление, что ее все время преследует такая мысль. Особенно встревожил меня наш разговор вчера утром. - Он коротко передал содержание этого разговора. - Я даже предложил ей уехать куда-нибудь на время.
Будалов молчал, спокойно глядя на Сергея. И тому показалось, что этот человек все знает и только ждет, чтобы он, Сергей, лишь подтвердил то, что уже известно.
- Наш утренний разговор вчера так встревожил меня, что я даже подумал: все ли у нее благополучно с психикой?
- Вы знаете, я тоже подумал: не произошло ли все это в результате какого-то затмения сознания.
- Не смогли бы вы сделать небольшой перерыв, чтобы прочесть вот этот рассказ? - спросил Сергей, вынимая из портфеля рукопись.
- Это имеет отношение к делу?