Глава вторая
Старые друзья
Капитан госбезопасности Шепелев на жилищные условия не жаловался. Грешно было жаловаться, — он владел двумя комнатами и делил квартиру с одним жильцом. Вернее, с жилицей — старухой Марковной. Марковна относилась к соседу с паточной любезностью, на глаза лишний раз не попадалась и коммунальным брюзжанием не изводила. Все оттого, что знала старая, где и кем работает ответственный квартиросъемщик Шепелев. В зимнюю пору Марковна днями пропадала у внуков, потом засиживалась до вечера в гостях у какой-нибудь из беззубых подруг.
И сейчас домой она пока не вернулась. На коврике у входной двери не наблюдалось ее валенок с галошами, а на крюке — собачьей шубейки. Шепелев включил свет в коридоре. Подошел к своей двери, единственному выходу в коридор из двух его смежных комнат. Подошел, расстегнув две пуговицы зимнего драпового пальто. Третью пуговицы его пальцы не дотащили из петли. «Разве недостаточно на сегодня сюрпризов? Разве я заказывал еще?» — подумал капитан. Подумал он так, заметив сдвинутый резиновый коврик, чей правый угол не лежал там, где лежал утром, то есть не на треснутой паркетине на толщину пальца от втопленной в рейку головки гвоздя. Марковна капитальную уборку не производила, эту хозяйственную арию она исполняет по пятницам, стараясь за себя и за Шепелева (за плату малую, которую сосед заставлял ее принимать, всучивая насильно). Может быть, нечаянно сдвинула, вдруг именно сегодня случайно наступив на коврик? Пусть так. Но взгляд капитана уже давно взбежал от коврика по зазору между дверью и косяком и замер на расстоянии ладони от замочной скважины.
В утреннем ритуале среди механических действий, превратившихся за годы в условные рефлексы, было и такое: оставить нитку в зазоре, там, где косяк прилегал вплотную. Оставить так, чтобы торчал едва заметный кончик. Примитивно, но покуда не возникало серьезных угроз целостности жилища и, значит, не было необходимости сочинять что-то похитрее. И вообще штуковать с нитью капитан давно бы бросил, не сделайся она уже привычкой сродни чистке зубов, без которой утро уже казалось бы недоделанным. Ну вот, перестраховочный вариант, наконец, и оправдал себя — серый, растрепанный кончик нити сейчас на привычном месте отсутствовал. Выходит, дверь открывали. Капитан расстегнул третью и все остальные пуговицы, повесил пальто на вешалку, на соседнем крюке пристроил шарф и шапку.
Его проверили и ушли? Или дожидаются внутри? Вопросом «чьи это фокусы?» капитан до времени не задавался — досрочных ответов наберется тьма. Подцепив пальцем дверную ручку, Шепелев осторожно потянул на себя. Не поддается, заперто. Табельный ТТ, имея на это право, капитан без нужды с собой не таскал. А вот, получается, зря не таскал. Что теперь остается делать, как не вести себя до предела глупо?
Шепелев постучался в собственную дверь.
— Хозяин пришел! Отзовитесь, граждане! Иначе буду держать дверь под прицелом, пока не приедет взвод.
«Никто не отзовется, — спросил себя хозяин комнаты, — и что тогда?» Действительно вызывать подмогу и попасть в еще более дурацкое положение, если внутри никого не окажется? Лучше, конечно, в дурацкое попасть, но живым. Правда, технически выполнить угрозу не так-то просто. Аппарат стоит в комнате Шепелева, отвода в коридор, естественно, нет. Естественно, потому что не хватало, чтобы кто-то мог иметь возможность подслушивать разговоры капитана госбезопасности. Значит, придется выходить на площадку, звонить в соседнюю квартиру…
За дверь скрипнуло кресло. Его, Шепелева, любимое кресло-качалка, приобретенное год назад в мебельном магазине, в отделе старой мебели. Ему ли не знать голоса предметов собственной комнаты. Скрипнуло, вслед за этим послышалось, как оно, кем-то покинутое, покачивается вхолостую. Донеслись шаги, приглушаемые ковром, но все же отчетливые — некто не слишком заботился, чтобы ступать неслышно. Шаги из угла продвинулись на середину комнаты.
Что прикажете делать, капитан? Вставлять ключи, отпирать и распахивать дверь с криком «Ложись, гад, стреляю!». Или, распахнув, бросить внутрь пальто — если некто держит палец на спусковом крючке, то рефлекторно должен выстрелить — а самому метнуться на пол, перекатиться, подсечь ноги затихарившегося товарища, а дальше у кого реакция лучше, кто ловчее и сильнее?
— Эй там, в засаде! — теперь Шепелев говорил по крайней мере не сам с собой и не с призраком, а с кем-то во плоти. — Последний раз спрашиваю, что делать будем?
6
Песня, написанная в самом начале советско-финской войны. После окончания войны никогда и нигде не исполнялась, в песенные сборники не входила.