По мере того как он перечислял, лицо Эрнандеса все вытягивалось и вытягивалось.
— Но, капитан… — осмелился вставить он, однако Хорнблауэр оборвал его.
— Теперь наши текущие нужды на то время, что мы в гавани, — продолжал он. — Мне потребуется пять быков в день, две дюжины кур, яйца, сколько сможете достать, и свежие овощи в количестве, достаточном для дневного потребления моей команды.
По природе Хорнблауэр был самым кротким из людей, но, когда дело касалось его корабля, страх потерпеть неудачу делал его неожиданно жестким и безрассудным.
— Двести быков! — повторил несчастный Эрнандес. — Пятьсот свиней!
— Именно, — неумолимо отвечал Хорнблауэр. — Двести тучных быков.
Тут вмешался Эль-Супремо.
— Проследите, чтобы нужды капитана были удовлетворены, — сказал он, нетерпеливо взмахнув рукой. — Приступайте немедленно.
Эрнандес колебался лишь долю секунды, потом вышел. Большая бронзовая дверь бесшумно затворилась за ним.
— С этими людишками иначе нельзя, — легко сказал Эль-Супремо. — Они хуже скотов. Совершенно напрасно было бы с ними миндальничать. Без сомнения, по дороге сюда вы видели подвергаемых наказанию преступников?
— Да.
— Мои земные предки, — сказал Эль-Супремо, — немало изощрялись, придумывая новые казни. Они с различными церемониями сжигали людей на кострах. Они с музыкой и танцами вырезали им сердце или выставляли на солнцепек в свежеснятых шкурах животных. Я нашел, что это совершенно излишне. Довольно приказать, чтобы человека привязали к столбу и не давали ему воды. Человек умирает, и с ним покончено.
— Да, — сказал Хорнблауэр.
— Они неспособны усвоить даже простейшие понятия. Некоторые и до сего дня не поняли простейшего факта, что кровь Альварадо и Монтесумы божественна. Они до сих пор поклоняются своим нелепым Христам и Девам.
— Да? — сказал Хорнблауэр.
— Один из первых моих последователей так и не смог избавиться от внушенных ему в детстве предрассудков. Когда я объявил о своей божественной сущности, он, представьте, посмел предложить, чтобы в племена отправили миссионеров обращать их, словно я основал новую религию. Он так и не понял, что это не вопрос чьих-то мнений, это реальность. Разумеется, он умер от жажды в числе первых.
— Разумеется.
Хорнблауэр был изумлен до глубины души, но напоминал себе, что должен действовать заодно с этим безумцем. Пополнение запасов «Лидии» зависело от их согласия — а это было делом первой жизненной необходимости.
— Ваш король Георг, вероятно, в восторге, что я избрал его в союзники, — продолжал Эль-Супремо.
— Он поручил мне передать вам заверения в своей дружбе, — осторожно сказал Хорнблауэр.
— Конечно, — согласился Эль-Супремо, — на большее он не отважился. Кровь дома Гвельфов, естественно, не может сравниться с кровью Альварадо.
— Кхе-хм, — сказал Хорнблауэр. Он обнаружил, что этот ни к чему не обязывающий звук столь же полезен в разговоре с Эль-Супремо, как и в разговоре с лейтенантом Бушем.
Брови Эль-Супремо сдвинулись.
— Я полагаю, вам известна, — сказал он немного сурово, — история дома Альварадо? Вы знаете, кто из его представителей первым достиг этой страны?
— Он был одним из спутников Кортеса… — начал Хорнблауэр.
— Одним из спутников? Ничего подобного. Удивляюсь, что вы поверили в эту ложь. Он был вождем конкистадоров; историю извратили, утверждая, будто их вел Кортес. Альварадо завоевал Мексику, а из Мексики спустился на это побережье и завоевал его все, до перешейка. Он женился на дочери Монтесумы, последнего из императоров, и я, как прямой потомок этого союза, ношу имена Альварадо и Монтесумы. Но в Европе задолго до того, как глава нашего рода прибыл в Америку, имя Альварадо прослеживается вглубь веков, дальше Габсбургов и вестготов, дальше Рима и империи Александра, к самым истокам времен. И посему вполне естественно, что в этом поколении, в моем лице, наш род достиг божественного состояния. Я удовлетворен, что вы согласны со мной, капитан… капитан…
— Хорнблауэр.
— Спасибо. Теперь, капитан Хорнблауэр, я думаю, нам следует перейти к планам расширения моей империи.
— Как вам будет угодно, — ответил Хорнблауэр. Он чувствовал, что должен соглашаться с безумцем, по крайней мере пока «Лидия» не пополнит запасы, хотя и без того слабая надежда возглавить успешный мятеж стала еще слабее.
— Бурбон, именующий себя королем Испанским, — продолжал Эль-Супремо, — держит в этой стране человека, который называет себя главнокомандующим Никарагуа. Некоторое время назад я послал к этому господину гонца и повелел присягнуть мне на верность. Он не сделал этого и даже имел глупость публично повесить моего гонца в Манагуа. Те жалкие люди, которых он впоследствии послал, дабы взять под стражу мою божественную особу, частью были убиты по дороге, частью умерли у столбов, нескольким же посчастливилось увидеть свет, и они вошли в мое войско. Насколько мне известно, сейчас главнокомандующий во главе армии в триста человек находится в городе Сан-Сальвадоре. Когда вы выгрузите предназначенное мне оружие, я предполагаю двинуться на этот город, который сожгу вместе с главнокомандующим и непросвещенными из числа его людей. Быть может, капитан, вы захотите меня сопровождать? Зрелище горящего города довольно занимательно.