— Что ж ты хочешь, Иван Сергеич?
— Знанием поделись. Я не задолжаю.
— Да ради бога! — повеселел капитан. — Чего же ты мнешься, варнак!
Оба прилегли у костерка, пустили к веткам колечки дыма, задумались.
— Ну, слушай, Иван Сергеич, — наконец заговорил Смолин. — Начну я с разной мелочи. И от нее случается польза.
Довелось мне как-то в своем начале поймать Ваньку Крапкина. Травленая лиса был этот Ванька. С виду — слюнтяй, заморыш, а не было у деревни лютее врага. И хлеб крал, и лошадей сводил, выл от него колхоз, а не пойман — не вор.
Однажды ночью в колхозе начисто выбрали склад — ни товара, ни следов.
Все кругом в один рот говорили: его, Ванькино, дело.
Я шесть часов метался по селу, не курил даже. Следы ищу, нет следов. Сторожа трясу, ничего не знает. Стороной и так, и сяк выведываю, где Крапкин ночью был? Дома был. Спал проклятый.
Снова магазин со всех краев обошел, увидел цигарку чью-то у крыльца. Сунул на всякий случай в коробок.
На седьмом часу вызвал к себе Крапкина.
Заходит мужичонко, ножки кривые, ручки маленькие, шерстью поросли, на лице глупость печатными буквами написана.
«Ах, черт возьми, это и есть Ванька Крапкин — вор и гроза окрестных сел? Не верится что-то!».
— Садись, — говорю, — Иван Сысоич, и выкладывай все, как есть. Не тяни веревочку.
— Ась? — говорит мужичонко. — Чего изволите, гражданин?
— Гражданин изволит, чтоб ты сказал, куда краденое спрятал?
Улыбнулся Крапкин, ручки волосатые развел:
— Наговаривают на меня. Не виноват.
— Значит, ни в чем не грешен?
— Не крал. В уши вам надули.
Вздохнул я, говорю Крапкину:
— Ошибка, выходит, произошла, Иван Сысоич. Зря потревожили. Иди с богом.
— Спасибо, — отвечает Крапкин. — А обида, какая уж там обида! Служба у вас такая неприятная. С ошибочками, с дефектами.
Вот как он на радостях заговорил: «дефекты»!
— Да… погоди маленько, Иван Сысоич, — говорю я Крапкину, — погляди-ка вот сюда…
И подвигаю ему на край стола окурок из бумажки. Тот, что у магазина нашел. Бумажка — в клетку. На клочке всего четыре слова: «… десять сотых га огорода».
Взял Ванька эту бумажку, прочитал что там было, положил на стол:
— Ну, что ж, и такую курить можно. Сами курили?
— Нет, — говорю, — ты курил, Крапкин. Твой окурок!
— Ну, может, и мой. Так что ж?
— А то, что у крыльца лежал. У магазина. Сам-то, говоришь, не был там, а папироска лежит. Может, ты окурки за версту от избы кидаешь?
— Зачем за версту, рядом кладу. Этот, выходит, не мой.
— Твой, Крапкин. Вот справка из колхоза, от председателя. Эту бумажку он тебе написал неделю назад. Другой такой справки никому не писалось. Три часа мы с ним потратили на это, чтоб вспомнить. Ну, что скажешь?
Молчал Ванька Крапкин, потирал себе спокойно лысину, потом вздохнул:
— Врезался…
Смолин взглянул на Анчугова, коротко пояснил:
— Вот и все, Иван Сергеич…
Тот весело потер руки:
— Сделал в мозгу зарубку, Александр Романыч. Еще что?
— Можно и еще. Не споткнись я об окурок, ушел бы Крапкин. А ведь и без бумажки этой мог я его настичь. По следам.
— Ты говорил — не оставил следов пройдоха этот.
— Если так сказал, соврал, значит. Шел человек — след. Замок пилил — след. Вещи брал — тоже. Видеть их надо, следы эти. В том дело. Книги ты читал. Лекции слушал. А главное еще впереди, опыт. И когда наживешь ты свой опыт, увидишь то, чего раньше не видел. А увидев, прочесть сумеешь.
Вот тогда из всех подошв глазом выберешь нужную. Пусть и фасон один, и размер один — разница очень видна. Посмотри на шов, на рисунок его. На гвозди взгляни. А приметы в печатях каблука и подошвы, в клейме на подметке. Не бывает так, чтоб все у разных подметок сходилось.
А еще легче взять след старого ботинка. Надо поискать оттиск заплатки или набойки, потертости или трещинки. И притом еще — не забыть об азбуке. О такой вот, скажем.
У вора был чистый час на кражу, тот час, в который хозяева ходили к соседям. Жулик очень торопился: обронил галошу и не поднял ее.
Я принес галошу к себе и принялся за дело. Полдня я разглядывал ее в лупу. Я тогда только начинал свой путь и плохо знал даже азбуку.
Лишь потом заглянул я в носок галоши и нашел четвертушку газеты. И в уголке адрес рукой почтальона: «Чех. 7/5». Преступник жил в пятой квартире седьмого дома по улице Чехова.
Я задержал его через час, после того как нашел газету.
Чаще бывает трудней. Так трудно, знобит даже. А надо искать.